Она не вошла в комнату она растворяется в воздухе

Она не вошла в комнату — она растворяется в воздухе, прежде чем коснётся пола.
Её присутствие — это не звук шагов, не шорох ткани, не даже дыхание.
Это внезапное замедление времени, когда все прочие запахи мира отступает полностью,
Уступая место одному — её. Не парфюму, Не духам, её собственному особому аромату...


Аромат, сотканный из утреннего тумана над скошенной травой,
Из тёплой сливочной кожи после сна, из тончайшей нити ландыша,
Что цветёт раз в году и только летом  под полной луной.
Это — её кожа. Не покров, не оболочка, а живая эстетическая осязаемая география,


Её запястье пахнет миндалём и молоком — не сладким, а пресным, как у ребёнка.
А если прижаться губами к внутренней стороне локтя, там раскрывается неожиданная глубина:
Отблеск сандала, лёгкий дымок, будто  когда-то сжёг письмо у камина, неведанный кто-то...
И пепел ещё не остыл. Он продолжает рецепторы носа, слегка-слегка задевать...


На шее — венец всего: чуть соли, чуть  гречишного мёда,
Чуть чего-то неописуемого, что не имеет названия в парфюмерных дорогих каталогах,
Но есть в древних молитвах — запах доверия, чего-то душевного и очень комфортного...
Иль в отчем доме, что-то такое из детства да боли знакомое..


Кожа её — не гладкая. Она живая. Под этими пальцами...
Ощущается микрорельеф: там, где пульс, — тонкая волна, почти музыка. В такт моему сердцу.
 На солнце она становится чуть янтарной, на ветру — немного прохладной,
Как камень у живого источника. В дождь — мягче, будто впитывает капли и превращает их в тепло, доверия и честности...


А зимой, когда прижимаешься к ней под одеялом,
Она — единственное, что не даёт миру замёрзнуть и сладко уснуть...
Конечно после того как, над ней преклоняясь.,
Я парханием своих поцелуев... Отдам свои почести её совершенству, её шедеврально эстетической сути....


Слуховые узоры её прикосновений: 
Шелест шелка, рвущегося не на ветру, а от  натяжённости чувств. 
Тихий всплеск воды, стекающей с ладони, когда она моет лицо в четыре утра до рассвета.
Пение стекла, нагретого солнцем, — так звенит её молчание, когда она обо мне что-то думает...


Щелчок старинных часов, чей маятник замедлился до ритма её дыхания. 
Шепот воска, когда свеча тает не от пламени, а от её взгляда.
Звучание пред закипающего, но ещё не кипящего домашнего чайника...
Слегка различимая поступь её, ночами, когда разбудить меня не желает...


Её аромат — не смесь нот. Это история.
Верхняя — из зелёного чая и весенней росы,
Средняя — из белого кашемира и старой книги, которую не открывали видимо долго...
База — из коры векового дуба, обёрнутой в лён, и капелькой мёда, упавшей на пепел костра, где когда-то согревались с тобой я и ты....

Она не носит сии ароматы. Она и есть — этот восторг, этот ансамбль...
И когда она уходит, остаётся не пустота, а  дивное эхо: 
Не память о прикосновении, 
а сама кожа мира, 
внезапно лишившаяся смысла, потревожив сердца...
Она остаётся в аромате квартиры, подушки, халата... Она это дом для души моей трепетной...