Секрет. Адам Нарушевич

СЕКРЕТ

Адам Нарушевич
Перевод поэтический с польского автор: Даниил Лазько

---

ОТ ПЕРЕВОДЧИКА

Адам Станислав Нарушевич (1733–1796) — выдающийся польский поэт, историк, епископ, придворный секретарь короля Станислава II Августа Понятовского. Один из ярчайших представителей польского Просвещения, член интеллектуального кружка "Литературные четверги" при королевском дворе.

Стихотворение "Секрет" (польск. Sekret) написано в 1770-х годах — в период первого раздела Речи Посполитой (1772) и конституционных реформ. Тема государственной тайны, доверия и дискретности была не только этической, но и остро политической: утечка информации из королевского двора могла повлиять на исход переговоров с Россией, Пруссией и Австрией.

Жанр: дидактическая сатира в традиции Горация и Буало, сочетающая стихотворное послание, моралистическую поэму и басню.

Форма: польский 13-сложник с цезурой (7+6) переведён русским шестистопным ямбом с парной рифмовкой, в стиле русской сатирической поэзии XVIII века (Кантемир, Сумароков).

Это первый полный поэтический перевод "Секрета" на русский язык.

---

Текст перевода:

ПОСВЯЩЕНИЕ

Вам, муж, кому любовь и преданность без фальши
Вручили ключ от сердца господина,
Чтоб всё, что он творит для матери-Отчизны,
Через вас к нам текло, как золото в долину, —

Кому же посвящу я этот стих, как не
Вам, кто при дворе, блистая в вышине,
Секретарём венца* постигли Вы не вчора:
Дворец царей — что школа Пифагора**?

Что ульи пчёл и власть — природа та же:
Толпе туда доступа нет и даже
Неведомо, что там, в тени густых завес,
Царит пчела средь верных слуг-повес.

Вы, век свой истощив в трудах на общее благо,
Заслужили хвалу (то будет справедливо):
Из вашей школы выходили мудрецы.
Теперь в досужий час послушайте, певцы,

Того, что мой Сатир на дудке лесной грубой
Пропел о черни той, что вас зовёт "беззубым"
За то, что от вас не услышать, ей-ей,
Ни сплетен, ни вестей, ни пустеньких страстей.

---

I. О БОЛТЛИВОСТИ КАК БОЛЕЗНИ СМЕРТНЫХ

Из всех болезней душ, что мир терзают с часа,
Как ящик роковой — Пандоры злая касса —
Открылся, и беда на смертных излилась,
Нет хвори, что язык сильнее б в нас взялась.

Природа, видимо, предвидя эту муку,
Двойным засовом рот замкнула, как калитку:
Чтоб узник, заключён в костистую темницу,
Не разглашал того, что знать не всем к лицу.

А коль сквозь частокол зубов он проскользнёт,
Вторые ворота — губ сомкнутых оплот.
Из пяти чувств язык — первейший есть злодей:
Что прочие несут — он вынесет средь дней.

Что глаз нахватает, узоры собирая,
Что ухо наберёт к чужим дверям припая,
Что нос пронюхает, в щель чужую влез,
Что рука выкрадет, нащупав интерес —

Всё то, что господа, попы, холопы, дамы
Снесут в свои сердца, как в лавку к барыгам, —
Всё переварит он, всё пустит в оборот:
Одно вослух, другое шёпотом — в народ.

Напрасно зубы сжать, напрасно рот сомкнуть:
Его подстерегут — тщеславья гордый путь,
Иль корысть, или злость; а не возьмут их силы —
Он сам прорвёт заслон — молчанье не есть сила.

Иной для милой барышни своей
Семь смертных бы грехов открыл средь двух огней.
Не всякому дано сердечну дверь закрыть:
Венера с Бахусом — вот ключ ко всем сердцам.

А льстец, что за кусок жаркого с барска блюда
Готов лизать пяту и ждать иного чуда,
Свои секреты сдаст и выдаст все чужие,
Честь разменяв на локоть бархата — такие!

---

II. СЛОВА МУДРЕЦОВ О ЯЗЫКЕ

Недаром говорил Сократ в кругу друзей:
Держать во рту угли горящие легчей,
Чем удержать язык — так жжёт его нутро!
Сплетня, как шелкопряд, всё тянет из ребра.

Итак, кто б ни был ты: монарха ли перо
Ты держишь, иль солдат, стерегущий добро,
Иль пахарь, иль слуга без должности — коль меж
Людей живёшь, возьми урок простой, невежа:

Сходи к кузнецу с мольбой, склонив главу к нему,
Пусть гвоздём локотным забьёт уста тому.
Вот средство от чесотки! Истина чиста:
Лишь так найдёшь покой, сомкнувши те уста,

Друзей не предавая, сохранишь всех их
И не раздуешь войн болтливостью своих.

---

III. О ПРЕДАТЕЛЬСТВЕ ДРУЖБЫ

Тот недостоин зваться другом и на грош,
Кто тайну выдаёт — на торгаша похож,
Что, взявши из чужих амбаров понемногу,
Предательством мостит к барышу злую дорогу.

Он, как казначеи в поместьях у господ,
Что деньги барские пускают в тайный ход,
Дают их в рост евреям на процент надёжный,
На чужом барыше стригут купон тревожный.

С приятелем своим во всём будь заодно,
Но тайну и жену — храни, как есть одно:
Репутация марается, как карты белизна —
Чуть многие возьмут, затёрта дочерна.

А та в твой честный дом наплодит бастардов.

---

IV. СВЯТОСТЬ СЕКРЕТА

Секрет — святая вещь, сокровище бесценно!
Не золота слиток, отлитый из химеры,
Но часть души твоей, из глубины взята,
О коей знает Бог — да ты, да тишина.

Трепать его из блажи или ради наживы —
Алтарь святой порочить, пока мы живы;
Не только вором быть, предателем пустым,
Но святотатцем злым, что кончит жизнь во дым.

---

V. О ВСЕОБЩЕЙ БОЛТЛИВОСТИ

Но вопреки законам дружбы, вопреки
Оковам общества — толпы идут полки
С предательством во рту: тот выдал друга вмиг,
Тот — господина, этот — пана, коль возник

Пустой меж них раздор. Язык — коварный лом!
И, право, большая людская часть притом —
Как тот слуга в комедье, плут и дуралей,
Зовётся решетом: хоть лей туда ушат —

Всё вытечет до дна. Иль как вино в бочонке:
Бродит, ярится, ищет выхода в погонке,
Чтоб пробку вышибить и хлынуть через край.
Молчать нам невтерпёж! Таков людской обряд.

Дискретность — редкий дар на людях, не обман.
Зуд врождённый влечёт к болтовне, как дурман,
Себялюбье гонит эту буйну свору:
Чтоб неучей учить, казаться педагогом,

Среди невежд слыть всезнайкою при том.

---

VI. О НЕУДЕРЖИМОСТИ РЕЧИ

Когда ж язык, как сани на крутом леду,
Помчится под гору к неведомой беде,
Не сдержит разум бег, хоть кучер и речист —
Нередко пан летит в сугроб, как банный лист.

Одно лишь слово — и вся тайна наружу!
У любопытства взор, как у павлина в стуже,
Хвост распускается. Нередко и из мины
Поймут, что скрыто в глубине души невинной.

А если пан — оратор да ещё при хмеле,
Не глядя, с кем сидит, он сыплет, словно мелет.
У дурня — всякий друг; мудрец же смотрит в суть,
Прежде чем выпустить словцо — таков их путь.

Благоразумный муж, дела рядя порядком,
Мысль держит под замком, а рот — для слов с оглядкой.
Несчастны те друзья, убоги секретари,
Что хоть молчат, но вид их — что ни говори —

Как на часах небьющих: по стрелкам и по мине
Понятно, что за час на этой половине.

---

VII. О ЖЕНСКОЙ БОЛТЛИВОСТИ

В сей легкомысленной ватаге языка
О, бабы! первый трон вам отдан на века.
Вам всякий рад секреты доверить свои,
Как из амбара общего черпать хлеба ручьи.

Проход здесь, как в монетном дворе серебра:
Текут к истоку воды, бегут из ведра.
Как зёрна в мельницу: меняется лишь вид —
Через ваше сито всё в муку превратит.

Взирая на поток речей и слов потоки,
Сказал бы я, что вы хлебнули из истока
Тех эфиопских вод***: кто их испил — тот рот
Не затворит, пока всю душу не изольёт,

Покуда всё, что есть в душе, не выплеснет наружу —
Хоть после на крюке суши в зимнюю стужу.
Хранить секрет в себе, не выдав болтовнёй,
Для вас есть тяжкий труд под непосильной ношей.

Дух некий давит вас, как пифию в бреду,
Покуда не отожмёт к вашему же беду
До капли последней всю ту пророчицу —
Чтоб пала наземь вся пустая мученица.

Вы — Эхо в дебрях, что хватает каждый звук.
Скажи вам важное иль вздор для услуг —
Нимфам-подругам всё разнесть вы поспешите.
Нет кустика в лесу, ни ветки на раките,

Где б не откликнулось за целую версту;
Чем глубже в лес идти — тем звонче в пустоту.

---

VIII. БАСНЯ О БОЛТЛИВОЙ ЖЕНЕ

Прекрасно наш Эзоп польский**** в басне старой
Изобразил одну из тех сорок с гитарой.
Муж, чтоб проверить женку — умеет ль тайну знать,
Завёл её в покой и стал ей объяснять

С испугом в голосе под клятвою святой:
"Я снёс яйцо! Гусиное! Вот грех какой!"
Супруга, обомлев, клялась душой своей:
"Хоть в преисподню — не скажу! Не бойся, ей!"

Но через два-три дня яиц уж стало столько,
Что ими можно храм засыпать — и не только.
Соседка шепчет: "Трое снёс наш господин!"
Другая: "Войт — четыре! Невиданный почин!"

А дальше слух пошёл, что бургомистр наш сам
Высиживает шесть! Какой сюрприз для дам!
Весь город под секретом шепчет чудеса:
Кузнец, кучер и швець глядят во все глаза.

Учёные потеют, строчат в альманахи,
По дворам новость носят богомольцы-пряхи.
А как дошло до сути, распутали клубок —
Понятно стало всем: то бабий языка урок.

Пришлось бы в Грецию за женами послать,
Что язык бы свой дали скорее оторвать,
Чем выдать друга. Но была одна такая —
Ей памятник — львица*****, безмолвно-золотая.

Художник прав был тот, что женское сословье,
Изобразив кузнечиков******* в поле,
Подписал кратко: "Мы поём всегда".
Такова наша с женским полом беда.

Однако слабость пола и желанье речи
Смягчает приговор — им кары недалечи.

---

IX. О ХЛЫЩАХ И БОЛТУНАХ

Трудней молчать юнцам — из них иные
Попугаев переплюнут, болтуны больные.
Я знал одного: за час, сдружившись за вином,
Отвёл меня в угол и шёпотом, тайком,

До боли в ушах мне новостей наплёл,
Каких не знал никто — ни пан, ни протокол.
Про светских, про духовных, про грешки и блуд —
Три часа он молол, вершил свой быстрый суд.

Я думал: бес при нём, что всё ему доносит.
А он заклинал, требует и просит,
Чтоб я молчал, как гроб: ведь лишь мне одному
Доверил он секрет, как другу своему,

И рот мне запечатал сургучной печатью.
Но через день-другой, к моему проклятью,
От друга слышу то же! Третий пишет в ночь,
Четвёртый говорит — мол, гнать сомненья прочь:

От "близкого друга"! Я голову ломаю —
Кто автор новостей? И тут я понимаю:
Все слышали сие от пана Хлыща******** злого.
О, Хлыщ — всем друг! Он знает всё до слова,

Он нос имеет псий: везде он пронюхает,
Не скажет языком — так жестом намекает.
Он — у молвы труба, глашатай суесловья,
На дудке он дудит, лишая всех здоровья.

Он — первый вестник у богини Болтовни,
Печать его стоит на сплетнях в наши дни,
И ложные газеты, что мутят народ,
Из головы пустой его берут исход.

Поистине слаб духом быть должен тот мужик,
Что, как желудок хилый, извергает в миг;
Хоть птичьим молоком********* его ты напои —
Вернёт всё с прибылью, держать не может — ой!

Секрет отдаст с процентом, жадностью горя,
Как пан Хап-Хватай**********, что жрёт овец, алчбу творя.

---

X. ПОХВАЛА МОЛЧАНИЮ

Молчанье красноречью не уступит часто.
Болтать нас учат люди, молчать — богов царство,
Что гонит прочь от храмов шум мирской и гам.
Отсюда — мрак пещер, священных рощ там,

Где древность в тишине, в глухой своей дали,
Курила фимиам, гоня заботы дольней земли.
Смиренней звук бочонка, что наполнен весь,
Смирнее та река, что глубока — не здесь

Дно видно, — хоть несёт громаду водных сил,
Чем вешний ручеёк, что лишь пену взбил.
Люди, скромные в речах (вот мнение моё),
Достойны чести той, что древнее жильё

Священных рощ хранит, где страх благоговейный
Пронзает душу нам, как ладан елейный.
Как в Кларе*********** или в Дельфах, где треножник свят
Молчит, покуда жребий не прозвонит в кимвал.

---

XI. МОЛЧАНИЕ КАК ОСНОВА ВЛАСТИ

Сей дар — молчание — величье нам даёт.
Политика, крутя колёс незримый ход,
Меняет лик земли искусной тишиной,
Смиряя гордых царств воинственный настрой.

Вращая колесо людских судеб и долей,
Смиренных высит он, а гордых давит в поле.
Молчанье — веры столп, надежды рулевой,
В делах опасных — вождь и страж передовой.

Оно — залог любви; чего природа-мать
Не может съединить, в одно тело сжать, —
Секрет, незримой цепью души оковав,
Единым духом их наполнит, связь создав.

Оно ведёт войска к победным рубежам,
Оно царей дворцы открывает нам,
Доверие рождая там, где власть одна
Народом правит всем, как мудрая жена.

---

ЭПИЛОГ

Того лишь я хочу: не рати в бой вести,
Не в тайны королей свой нос преподнести —
Хочу, чтоб от меня друзья не пострадали
И чтоб в газетный лист меня не записали.

---

ПРИМЕЧАНИЯ

* Секретарь венца (короны) — высшая государственная должность в Речи Посполитой (польско-литовском государстве, существовавшем в 1569–1795 гг.), хранитель государственных тайн при короле Станиславе II Августе Понятовском (1732–1798).

** Школа Пифагора — древнегреческий философ и математик Пифагор (ок. 570–490 до н.э.) требовал от учеников пятилетнего обета молчания, чтобы научиться слушать и размышлять.

*** Эфиопские воды — античная легенда об озере в Эфиопии, испив из которого человек теряет способность молчать и выбалтывает всё, что знает.

**** Эзоп польский — образное выражение, относящееся к мастерам басенного жанра. Вероятная отсылка к Бернату из Люблина (ок. 1465–1529), автору сборника "Жизнь Эзопа Фрига", или же к современнику автора, "князю поэтов" Игнацию Красицкому (1735–1801), чьи басни считались эталонными. Сам сюжет о муже, снёсшем яйцо, является бродячим и встречается у итальянских гуманистов (Лоренцо Абстемиус), но в польской литературе стал популярен именно благодаря переложениям.

***** Кучер (польск. stangret) — возница.

****** Швець — портной (польск.).

******* Львица — памятник афинской гетере Леэне, которая под пытками тиранов не выдала заговорщиков (514 до н.э.). Скульптор Архермос изобразил львицу без языка как символ молчания.

******** Кузнечики — античный художник Аполлодор изобразил женщин в виде кузнечиков (символ болтливости в греческой культуре) с ироничной надписью: "Мы всегда болтаем" (лат. Semper garrimus).

********* Хлыщ (польск. fircyk) — щёголь, франт, пустой модник-болтун, типаж в литературе XVIII века (ср. Молчалин и Загорецкий в "Горе от ума" Грибоедова, мольеровские персонажи).

********** Птичье молоко — в оригинале: "z ptaszego mleka... serwatki" (птичье молоко, сыворотка) — легендарное диетическое блюдо, символ деликатной пищи. Переводчик сохранил буквальное значение, передавая иронию: даже самая нежная пища не удержится в "слабом желудке" болтуна.

*********** Пан Хап-Хватай (польск. pan Lapcap — буквально "пан Хватай-хап") — говорящее имя персонажа-обжоры и стяжателя, жадно поглощающего всё подряд (в том числе чужие секреты).

************ Клара — Кларос, античное святилище Аполлона в Малой Азии (близ современного Измира, Турция), известное своим оракулом, который давал предсказания через жрецов, соблюдавших строгое молчание до момента пророчества.

---

О СМЫСЛЕ И ФИЛОСОФИИ ПРОИЗВЕДЕНИЯ

Политическое измерение

Стихотворение создано в трагический период польской истории — накануне разделов Речи Посполитой. Для Нарушевича, занимавшего пост королевского секретаря, тема государственной тайны была не абстрактной философией, а вопросом национального выживания. Утечка дипломатических планов могла стоить стране независимости.

Поэма — это не просто моральная проповедь, но политический манифест: призыв к дисциплине, самоконтролю и централизации власти в эпоху, когда польская шляхта (дворянство) своим правом liberum veto (любой депутат мог сорвать сейм) довела государство до анархии.

Просветительская этика

Нарушевич утверждает рационалистическую мораль:
— Разум должен контролировать страсти (язык как символ необузданных аффектов)
— Дискретность — основа общественного порядка
— Образование и самодисциплина — путь к гражданской добродетели

Это типично просветительская программа: человек может и должен воспитать себя, преодолев природную слабость.

Философия молчания

В финальных строфах молчание возводится до онтологического принципа:
— Это основа веры (доверие Богу)
— Основа политики (доверие между государем и подданными)
— Основа любви (доверие между душами)

Молчание у Нарушевича — не пассивность, а активная сила: оно "меняет лик земли", "ведёт войска", "открывает дворцы царей". Это стоическая мудрость, соединённая с христианской добродетелью смирения.

Актуальность сегодня

В эпоху социальных сетей, где каждый делится всем со всеми, "Секрет" звучит пророчески. Нарушевич предвосхитил проблемы информационного общества:
— Утрата границ между публичным и частным
— Обесценивание доверия через "инфляцию откровенности"
— Разрушение дружбы через предательство тайн

Поэма напоминает: не всё должно быть сказано, не всё должно стать достоянием толпы. Есть сферы, где молчание — не слабость, а достоинство.

---

КРАТКИЙ СЛОВАРЬ АРХАИЗМОВ

Беззубый — здесь: тот, от кого нельзя услышать "кусающих" сплетен
Венец — корона (метафора королевской власти)
Вослух — вслух, открыто
Высить — возвышать (архаичный глагол из поэзии Ломоносова)
Главу склонить — склонить голову
Гостинец — дорога
Дискретность — умение хранить тайну, сдержанность
Комедья — комедия (старая форма)
Локоть — мера длины (; 45 см); "локоть бархата" — небольшое вознаграждение
Панский — господский
Притом — при этом, к тому же
Пята — пятка (лизать пяту — проявлять рабскую угодливость)
Решето — сито; человек, не умеющий хранить тайны
Свора — толпа, стая

---

Перевод выполнен размером подлинника (польский тринадцатисложник ; русский шестистопный ямб с парной рифмовкой), с сохранением стиля русской сатирической поэзии XVIII века.

Источник оригинала: https://poezja.org/wz/Adam_Naruszewicz/27191/Sekret

Это первый полный поэтический перевод стихотворения на русский язык.

Оригинал:
(польский текст приведён в упрощённой записи без диакритических знаков для удобства веб-отображения)

Sekret
Autor: ADAM NARUSZEWICZ

Mezu! ktoremu milosc i wiernosc doznana
Zdarzyla szczescie, serca byc odzwiernym pana;
By, co on dla powszechney czynil matki, do tey
Pory, przez cie nam doszlo, jak przez kanal zloty.
Komuz mam lepiey ten rym przypisac, jak tobie,
Co w swey piekne zebrawszy przymioty osobie
Sekretarza korony, poznales nie wczora,
Ze gabinet byc winien szkola Pitagora?
Ze przybytki rzadzacych swiatem, nie sa inney
Od pszczelnikow natury: kedy rzeszy gminney
Nie godzi sie zazierac, ani mozna zgola,
Co tam z wierna czeladka pierwsza robi pszczola.
Od tylu lat na zacney wiek styrawszy pracy,
Masz ten dank, ze z tey szkoly rozumni Polacy
I wyszli i wychodza. Godzi sie przy trudzie
Posluchac, co tez Satyr moj na lesney dudzie
Zanucil na ten motloch, ktory-c niemym zowie,
Ze sie od ciebie zadnych nowinek nie dowie.

* * *

Ze wszystkich chorob dusznych, ktorym od tey pory
Swiat podlega, jako zle, z fatalney Pandory
Puszki wypadszy, rodzaj smiertelny dotyka,
Nie znajdziesz pospolitszey nad slabosc jezyka.
Z tey to podobno sama natura pobudki
Przystep don dwoistemi zagrodzila klodki;
Zeby snadz warownieyszey niewolnik katuszy
Nie tak swobodnie paplal, co sie dzieje w duszy;
A chociaz sie z kostianey czasem wymknie klatki,
Zatrzymaly go drugie przy wargach rogatki.
Najwiekszy to ze wszystkich zmyslow jest niecnota:
Co drugie wniosa, on sam wyniesie za wrota.

Ile oko nachwyta, rozne biorac wzorki,
Albo ucho nakladnie slow do swey komorki;
Ile nos wscibski zwietrzy, gdzie mu nie nalezy,
A reka cichey mackiem narobi kradziezy:
Owo zgola, co wszystkie z panow, ksiezy, gminu,
Kobiet zniosa do serca, jak do magazynu
Zlodziejskiego towarow, wszystko on wytrawi:
Jedne cala, a drugie polgebkiem wyjawi.

Darmo sciskac zebami, darmo zwierac usta:
Ustawicznie nan czyha albo chluba pusta,
Albo zlosc z interesem; a nie z tym, to z owem,
Mimo straz poczciwosci, odejdzie polowem.
Jeden dla swey kochanki, by z nia tylko siedzial,
I siedmby na sie grzechow smiertelnych powiedzial.
Nie kazdemu sie serce czlowiecze otwiera;
Pewny don maja wytrych Bachus a Wenera.
Ow chudy pochlebniczek dla marnego zysku,
By co zlapal, lub lizal na cudzym polmisku,
Gotow swoje i cudze wyjawic sekrety,
Szarpiac slawe za taler i lokiec sajety.
Dobrze zgola powiedzial Sokrat umeczony,
Ze latwiey w gebie trzymac wegiel rozpalony,
Niz jezyk za zebami: tak mu srodze piecze.
Plotka, jako jedwabnik, wszystko z siebie wlecze.
Wiec ktoskolwiek jest: czy ci monarcha powierza
Swe pioro, czys ziemianin, czy flinte zolnierza
Dzwigasz, czys bez zadnego pacholek urzedu,
Z tego samego, zes jest miedzy ludmi, wzgledu,
Bierz stad prosta nauke, a pomow z kowalem,
By ci geba lokciowym zagwozdzil bratnalem.
Pewne na swierzb lekarstwo: chcesz-li byc spokojny
I sam i miedzy ludmi nie podniecac wojny.

Nie wart zgola ten imie nosic przyjaciela,
Kto powierzonych sobie tajemnic udziela,
Szukajac z cudzych skladow handlarz potajemny
Przez zdrade przyjacielska przyjazni nikczemney.
Podobny do owych-to po dworach skarbnikow,
Co majac powierzonych szafunek groszykow,
Daja zydkom na lichwe miesieczna; a cudza
Panoszac sie intrata, panskie grosze ludza.
We wszystkim z przyjacielem twoim badz zlaczony,
Prucz zwierzonego tylko sekretu, a zony.

Sen sie smoli, jak biale od roznych rak karty,
Tamta do domu twego przyniesie bekarty.
Swieta rzecz nader sekret, skarb-to niezrownany,
Bo nie z nabytey bryly jak pieniadz ulany,
Lecz czastka duszy naszey i stamtad dobyty,
O czym tylko sam jeden Bog wie, a z nim i ty.
Poruszac go z plochosci, albo dla pozytku
Jest gwalcic najswietszeo obrzadek przybytku,
A nie prostym byc tylko zlodziejem i zdrajca,
Lecz godnym najsurowszych kazni swietokrajca.

Wszakze mimo tak grozne, ktore przyjazn swieta
Pisze prawa, i mimo najscislejsze peta
Ludzkiego towarzystwa, najczesciey sie zdarza,
Jako ten przyjaciela, tamten gospodarza,
Ow pana, choc sie lada o fraszke powadzil,
Szczebiotliwym jezykiem wygadawszy, zdradzil.
Tak, ze wieksza czesc ludzi, meze i kobiety,
Jak ow szalbierny sluzka smiesznego poety,
Z nog do glowy przetakiem zwac sie moze snadnie;
Wszystko przezzen, bys cale morze wlal, przepadnie.
Lub jako mlode wino, chodzac po buteli,
Szuka tylko, jak rychlo w gore czop wystrzeli.
Rzecz-to jakas nieznosna byc zawsze sekretnym;
Czesto czlek najwierniejszy nie bywa dyskretnym.
Chec nas jakas wrodzona ciagnie do gadania,
Milosc ja wlasna coraz usilniey nagania:
By uczac niewiadomych, byc niejako wrogiem,
I miedzy nieukami zostac pedagogiem.

Wiec kiedy sie raz jezyk, jak sanie na ledzie,
Po torownym goscincu wymownie rozjedzie,
Nie utrzyma go rozum, choc baczni stangreci,
Ze czesto na pniu jakim pan z lubu wyleci.
Jedno slowko czestokroc cala rzecz objawi.
Interes a ciekawosc, jako ogon pawi,
Tyle ma oczu; czesto i z milczenia; bo ta
Pozna, co w sobie tai misterna niemota.
Dopieroz, gdy pan mowca, a jeszcze przy trunku,
Nie zwazajac, z kim gwarzy, gada bez warunku.
U glupiego przyjaciel kazdy; madry baczy,
Nim powie, czyli tak ma, czy mowic inaczej.
A roztropnym szykujac wszystkie sprawy torem,
Czesto ma mysl zamkniona, choc usta otworem.

Nedzniz to przyjaciele, biedni sekretarze,
U ktorych, choc nie mowia, jako na zegarze
Niebijacym, i z samey powierzchowney miny
Bez cymbalu znac, jakie skazuje godziny.
W tey plochey swierzbiacego druzynie jezyka,
Cieszcie sie, baby! pierwsze was krzeslo potyka.
Kazdy wam chetnie swoich tajemnic sie zwierza,
Kazdy jak z powszechnego bierze je spichlerza.
Przechod tu nieustanny, jak srebra w mennicy;
Ida wody do zrzodla i cieka z krynicy.
Lub jak ziarno do mlyna: z odmiany niewiele,
Ze przez wasz pytel w inna postac sie przemiele.
Patrzac na wielomownosc waszego ozora,
Rzeklbys, ze z was niejedna z owego jeziora
Etyopow chlysnela; skad, kto tylko pije,
Poty mu sie mozg mlyncem po glowicy wije;
Az cokolwiek ma w sercu, z niezmierney szczerosci
Wszystko powie, na haku by mial wietrzyc kosci.
Wlozony sekret proznym nie objawic gwarem,
Jest-to dla was meczyc sie pod srogim ciezarem.
Duch jakis niewidomy na grzbiecie wam siedzi,
Gniotac, jako Sybille, poki nie wycedzi
Do ostatniego slowka, i nie wprzod uczyni
Folge, az sie wyprozni pelna prorokini.
Zywe-to sa po lasach glosochwatne Echy.
Powiedz im co glownego, lub co dla uciechy;
Rowne wszystko swym Nimfom rozniosa bez braku.
Niemasz lichey chrosciny, niemasz tego krzaku,
Zeby sie nie ozwalo slowo o pol mili;
A im bardziey w las idzie, tym sie bardziey sili.
Piekne nasz Ezop polski o jedney z tych wlasnie
Sekretnych tibisolek wlozyl miedzy basnie.
Jako ja maz doswiadczyc chcac, jesli sekretu
Dotrzyma, zaprowadzil w kacik gabinetu,
I po srogich zakleciach dzika rzecz wydaje,
Ze onegdaj znosil wieksze od gesiego jaje.
Zadumiana malzonka na dusze przyrzekla,
Ze gdyby do samego zapasc miala piekla,
Nie wyda tajemnicy. Alic za dni pare
Tyle sie jajec znoslo, zebys niemi fare

Zarzucil na Wielkanoc. Tamta na ulicy,
Powiada, ze po troje zniesli ich lawnicy,
Owa, ze wojt znosil cztery, a zas dalsze wiesci
Glosily, ze pan burmistrz posadzil do szesci.
Cale miasto cud sobie zwierza pod sekretem.
Slosarz szepce z kowalem, forys ze stangretem.
Wiec fizycy sie poca, pisza gazeciarze,
Roznosza po dewotkach pobozni bajarze.
A gdy przyszlo do senka i do klebu z nici,
Poznano, iz to jezyk wypaplal kobieci.

Trzebaby az do Aten slac po takie panie,
Coby go sobie chetniey daliy na wyrwanie,
Nizli wydac przyjaciol; lecz to jedna byla,
Co ja pod zlotym lwicy posagiem slawila
Pamietna starozytnosc. W powszechniejszym lemie
Zawarl ten malarz, ktory swiegotliwe plemie,
Kilka polnych konikow, wyrazajac damy,
Odmalowal z napisem: my zawsze gadamy.

Lecz slabosc plci, a chetka tezsza do gadania
Stan kobiecy od wiekszey nagany zaslania.
Trudniey otrokom zmilczec, z ktorych czesto drudzy
Wielomownoscia rodzaj przechodza papudzy.
Znaleem ja gdzies pewnego, co w jedney godzinie,
Przyjazn ze mna zabrawszy na szampanskim winie
I zawiodszy na strone, az mie ucho boli,
Dziwotwornych naprawil nowin tibi soli.
Byly tam co najskrytsze po miescie przysmaki,
O swieckich i duchownych; co tam zrobil jaki,
Lub jaka pociesznego, gwarzac godzin ze trzy.
Mniemalem, ze ma biesa, co mu wszystko wietrzy
I przynosi do uszu. A coraz zaklinal,
Zebym tego przed nikim w zyciu nie wspominal,
Bo mie tylko jednego tym darzy sekretem;
Wreszcie gebe zaparzyl lakiem i sygnetem.
Alic kilka dni potym od drugiego slysze
Toz samo; a pod wieczor inny znowu pisze,
Wiec i trzeci i czwarty, przydajac, ze z wiela
Od najpoufalszego slysza przyjaciela.
Ciekawy z podejrzeniem o autorze wiesci
Mysle, smaza mozg ledwo nie do piatey tresci.
Wszakze wkrotce rzecz cala na oko wynika,
Ze kazdy to uslyszal od pana fircyka.

Fircyk jest przyjacielem u calego swiata,
Fircyk wszystkiego swiadom i wszystko rozplata.
Fircyk ma nos ogarzy: wszedy sie on dowie;
Fircyk jestami, jesli nie jezykiem powie.
Fircyk traba u slawy: jesli miedzy ludzie
Glos puszcza, na fircyku dmie, jako na dudzie.
On najpierwszym jest woznym bogini swiegotki;
Pod jego sa pieczecia wszystkie babie plotki
I gazety falszywe, co sie w pustych rodza
Glowiznach, a lud prosty balamuctwem zwodza.
Prawdziwie, nader slabej ten duszy byc musi,
Co, jak watly zoladek, wszystko wnet wykrztusi;
Bys mu z ptaszego mleka podawal serwatki,
Nie trzeba tkac do gardla palcow i lopatki.
Odda zwierzona sume z rzesistym profitem,
Jak pan Lapcap, co z wilczym jada apetytem.


Nie ustapi milczenie czestokroc wymowie.
Gadac nas ucza ludzie, a milczec bogowie,
Oddalajac z swych gminne przybytkow halasy.
Stad owe lochy ciemne i ponure lasy,
Kedy im starozytnosc na gluchey ustroni
Pod swiete nosy wdzieczney upuszczala woni.
Mniey brzeczy pelny antal, mniey szumi ta rzeka,
Co po rowney przestrzeni plawny grzbiet powleka,
Niosac wod ogrom, wolnym korytem ujety,
Nizli potok wiosenny, lub pecherz nadety.

Ludzie skromni w jezyku (to jest moje zdanie)
Rowne owym powinni miec poszanowanie
Gajom, ktorych milczenie i odludnosc dzika
Szanownym zadumiana strachem mysl przenika.
Lub jak owe wyroki klaryjskiego boga,
Kedy z zawiklianego nie wprzody trzynoga
Ciekawy motloch o swym uwiadomi stanie,
Az slawa los ziszczony brzeknie na puzanie.

Ten-to szacowny przymiot zacnych ludzi czyni,
Jego moca dziel wszystkich misterna sprawczyni
Polityka, niezgadnym ruchem kol ukrytych,
Swiat widokiem scen coraz mieni znakomitych,
A ustawna koleja ludzkie waza dole,
Ucisnione podwyzsza, dumne tlumi krole.
On jest wiary zasada, nadziei sternikiem,
Do najtrudniejszych imprez pierwszym przewodnikiem.

On zakladem milosci; a czego nie zdziala
Sama natura, aby w jedno rozne ciala
Sprzadz mogla, jego spiete tajemnym lancuchem,
Kilka dusz razem jednym beda tchnely duchem.
On wojenne zamysly prowadzi do mety,
On otwiera monarchow skryte gabinety
I toruje tam droge ufnosci przewodem,
Gdzie jedno kolo calym kieruje narodem.
Tego ja zawsze pragne; nie zebym mial kiedy
Zbrojnych hufcow szykowne prowadzic czeredy;
Albom sie w skryte dworkow swiatynie szrubowal:
Chce, zeby z mey przyjazni zaden nie szwankowal,
A do cechu swojego, czy milcze, czy gwarze,
Nie raczyli mie pisac lekcy gazeciarze.

Источник: https://poezja.org/

© 2025 Даниил Лазько

---

ЛИТЕРАТУРНЫЙ АНАЛИЗ ОРИГИНАЛА: "SEKRET" АДАМА НАРУШЕВИЧА

---

I. ИСТОРИКО-ЛИТЕРАТУРНЫЙ КОНТЕКСТ

1. Автор и эпоха

Адам Станислав Нарушевич (1733–1796) — выдающийся представитель польского Просвещения, историк, поэт, епископ, придворный секретарь короля Станислава II Августа Понятовского. Принадлежал к ордену иезуитов (позже пиаристов), был членом "Srody literackie" (Литературные четверги) — интеллектуального кружка при королевском дворе, где формировалась программа просветительских реформ.

Контекст создания: Стихотворение написано в 1770-х гг., в период первого раздела Речи Посполитой (1772) и попыток Понятовского провести конституционные реформы. Тема государственной тайны, доверия и дискретности была не только этической, но и остро политической: утечка информации из королевского двора могла повлиять на исход переговоров с Россией, Пруссией и Австрией.

2. Жанровая природа

"Sekret" — дидактическая сатира в традиции Горация ("Сатиры", "Послания") и Буало ("Satires", 1666). Жанровые признаки:

— Стихотворное послание (dedykacja — посвящение другу-секретарю)
— Моралистическая поэма с элементами басни (вставной эпизод о жене)
— Просветительская сатира на общественные нравы

Нарушевич синтезирует латинскую традицию (Гораций, Ювенал, Марциал) с французским классицизмом (Буало, Лафонтен) и польской барочной дидактикой (Веспазиан Коховский, Вацлав Потоцкий).

---

II. КОМПОЗИЦИЯ И СТРУКТУРА

Архитектоника поэмы:

ЧАСТЬ 1. ПОСВЯЩЕНИЕ (стр. 1–18)

Обращение к королевскому секретарю (предположительно Якубу Псарскому или самому Нарушевичу как alter ego). Ключевые образы:

— "Gabinet byc winien szkola Pitagora" — кабинет как школа Пифагора (отсылка к пятилетнему обету молчания учеников)
— "Pszczelnik" — улей как метафора государства (Платон, "Государство"; Вергилий, "Георгики", IV)

Функция: установление высокого регистра и политической актуальности темы.

ЧАСТЬ 2. ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ (стр. 19–конец)

Разбита на тематические блоки:

БЛОК I. "Болезнь языка" (стр. 19–32)

— Миф о Пандоре — язык как зло, высвободившееся из ларца
— Физиологическая метафора: язык заключен в "двойную клетку" (зубы + губы), но прорывается
— "Najwiekszy to ze wszystkich zmyslow jest niecnota" — язык — худший из пяти чувств

Стилистика: использование медицинской ("choroba duszna") и юридической лексики ("niecnota", "katusz").

БЛОК II. "Афоризм Сократа" (стр. 33–50)

— Цитата Сократа (апокриф): легче держать во рту раскаленный уголь, чем язык
— Универсальный совет всем сословиям (монарху, землевладельцу, солдату, слуге): пусть кузнец заколотит рот гвоздем
— "Swierzb" (чесотка) — болезнь болтливости

Интертекст: Диоген Лаэртский, "Жизнеописания философов" (III, 34); Плутарх, "О болтливости".

БЛОК III. "Предательство дружбы" (стр. 51–72)

— Экономическая метафора: предатель тайн — как торговец, ворующий из чужих амбаров
— Образ казначея: дает деньги хозяина в рост (критика коррупции)
— Сравнение жены и тайны: "Sen sie smoli, jak biale od roznych rak karty" (репутация пачкается, как карты от многих рук)

Центральный тезис: "Swieta rzecz nader sekret, skarb-to niezrownany" — секрет свят, это "частица души".

БЛОК IV. "Женская болтливость" (стр. 73–120)

— Гендерная сатира: женщины как "решето", "молодое вино", "Эхо в лесу"
— Миф об эфиопском озере — кто испил из него, не может молчать (искаженная легенда из Геродота, "История", III, 23)
— Образ Сивиллы — женщина мучается, пока не выдаст тайну

Вставная басня (стр. 95–118): муж проверяет жену, сказав, что снес яйцо. Через три дня весь город знает, что магистрат высиживает шесть яиц.

Источник: Бродячий сюжет (Лоренцо Абстемиус, "Hecatomythium", 1495; Ганс Сакс, XVI в.). У Нарушевича — польская локализация (lawnicy, wojt, burmistrz).

Контрпример: Леэна, гетера Гармодия и Аристогитона, которая под пытками не выдала заговорщиков (Павсаний, "Описание Эллады", I, 23). Памятник львицы без языка (скульптор Архермос).

Финальный образ: художник изобразил женщин кузнечиками с надписью "my zawsze gadamy" (лат. Semper garrimus). Возможно, это литературный экфрасис (описание несуществующего произведения искусства), а не отсылка к реальной картине — риторический прием, известный с античности (Филострат Старший, "Картины"). Или отсылка к эмблематической традиции (Андреа Альчато, "Emblemata", 1531), где кузнечик = символ болтливости.

БЛОК V. "Фирцик" (Хлыщ) (стр. 121–162)

— Социальный типаж: щеголь-болтун, который "друг всего света"
— "Fircyk ma nos ogarzy" — нос ищейки (метафора любопытства)
— "Pan Lapcap" — говорящее имя обжоры (lapac — хватать, capac — жадно есть)

Автобиографический мотив (стр. 127–148): поэт рассказывает, как некий знакомый за час при шампанском выдал ему "tibi soli" (лат. "только тебе") массу сплетен, а через три дня оказалось, что все слышали то же самое от этого фирцика.

Функция блока: переход от гендерной критики к социальной сатире (критика придворных нравов).

БЛОК VI. "Похвала молчанию" (стр. 163–188)

— Античные образы: темные пещеры, священные рощи, где боги требовали тишины
— Гидравлическая метафора: полная бочка тише пустой, глубокая река — тише весеннего ручья
— Оракул Кларос (античное святилище Аполлона в Малой Азии) — жрецы молчали до момента прорицания

Философская основа: стоическая этика (Сенека, "О постоянстве мудреца") + неоплатонизм (молчание как путь к божественному).

БЛОК VII. "Молчание как основа политики" (стр. 189–конец)

— Центральный тезис: "Ten-to szacowny przymiot zacnych ludzi czyni" — молчание делает людей благородными

— Политическая метафора: Политика — "misterna sprawczyni" (искусная творительница), вращающая невидимые колеса истории

— Функции молчания:
1. Основа веры и надежды
2. Залог любви (секрет связывает души)
3. Инструмент военной стратегии
4. Ключ к кабинетам монархов

Финал (эпилог, стр. 201–206): Поэт отказывается от амбиций командовать войсками или проникать в тайны королей. Его желание:
— Не навредить друзьям
— Не попасть в сплетни газетчиков

"Lekcy gazeciarze" — легкие газетчики (критика ранних форм желтой прессы).

---

III. ПОЭТИКА И СТИЛЬ

1. Метрика

Польский 13-сложник (trzynastozgloskowiec) с цезурой после 7-го слога (схема: 7+6). Рифмовка: парная (AA BB CC). Пример:

Mezu! kto/remu milosc | i wiernosc doznana
(7 слогов) | (6 слогов)

Это классический размер польской поэзии барокко и классицизма (ср. Ян Кохановский, "Трены"; Игнаций Красицкий, "Басни").

2. Тропы и фигуры

Метафоры:

— "Kosciana klatka" (костяная клетка) — зубы
— "Przetakiem" (решето) — болтун
— "Magazyn zlodziejski" (воровской склад) — сердце человека
— "Pszczelnik" (улей) — государство

Сравнения:

— "Jak mlode wino" (как молодое вино) — язык, ищущий выхода
— "Jak Sybilla" (как Сивилла) — женщина, мучимая тайной
— "Jak Echo" (как Эхо) — женщины в лесу

Гиперболы:

— "Bys cale morze wlal, przepadnie" (хоть целое море влей — все вытечет)
— "Na haku by mial wietrzyc kosci" (хоть на крюке вешай) — женщина все расскажет

Перифразы:

— "Fatalnej Pandory puszka" (ларец роковой Пандоры) — источник бед
— "Klaryjski bog" (кларосский бог) — Аполлон
— "Misterna niemota" (искусная немота) — молчание мудреца

Звукопись:

"Plotka, jako jedwabnik, wszystko z siebie wlecze" — повтор "w" (plotka/wlecze) создает звукоподражание шелесту сплетни.

3. Интертекстуальность

Источник — Мотив — Функция:

Гораций, "Послания" — Дружеская сатира — Жанровая модель
Буало, "Сатиры" — Критика придворных нравов — Стилистический образец
Лафонтен, "Басни" — Вставная басня о жене — Дидактический прием
Плутарх, "О болтливости" — Афоризмы о языке — Философская основа
Библия (Екклесиаст 3:7) — "Время молчать" — Религиозная санкция

4. Языковые регистры

Нарушевич использует стилистическое многоголосие:

1. Высокий стиль (посвящение): архаизмы ("odzwierny", "wienien"), латинизмы ("gabinet", "sekretarz korony")
2. Средний стиль (основная часть): разговорная лексика ("paplac", "gada", "plotka")
3. Низкий стиль (басня): диалектизмы ("szwankowac"), народная речь

Пример контраста:

— Высокий: "Swieta rzecz nader sekret, skarb-to niezrownany"
— Низкий: "Pan Lapcap, co z wilczym jada apetytem"

5. Семантика названия

"Sekret" в польском XVIII века имеет три значения:

1. Тайна (лат. secretum)
2. Кабинет (фр. secretaire — письменный стол)
3. Секретарь (должность)

Игра слов в названии: секрет (тайна) + секретарь (хранитель тайн). Это усиливает автобиографический подтекст: Нарушевич, будучи королевским секретарем, пишет о секретах.

---

IV. ИДЕОЛОГИЯ И ФИЛОСОФИЯ

1. Просветительская программа

Нарушевич утверждает рационалистическую мораль:

— Разум должен контролировать страсти (язык как символ необузданных аффектов)
— Дискретность — основа общественного порядка (критика анархии Речи Посполитой)
— Образование и самодисциплина — путь к гражданской добродетели

Это типично просветительская программа: человек может и должен воспитать себя, преодолев природную слабость.

2. Политический подтекст

"Sekret" — не только моральная проповедь, но и политический манифест:

— Критика liberum veto (право любого шляхтича сорвать сейм) как следствия болтливости и эгоизма. Каждый шляхтич считал себя вправе разглашать государственные тайны, что вело к анархии.

— Призыв к дисциплине и централизации власти (образ монарха, управляющего "одним колесом"). Нарушевич поддерживает реформы Понятовского, направленные на укрепление королевской власти.

— Намек на шпионаж: утечка информации из королевского двора в посольства держав-разделительниц (России, Пруссии, Австрии). Это не абстрактная мораль, а вопрос национального выживания.

Автобиографический момент (финальные строки): Нарушевич, будучи королевским секретарем, защищается от обвинений в "болтливости" и утверждает свою репутацию дискретного человека. Возможно, были реальные инциденты при дворе, побудившие его написать это стихотворение.

3. Гендерная политика

Сатира на женщин типична для патриархальной культуры XVIII в., но у Нарушевича есть смягчающие мотивы:

— "Lecz slabosc plci, a chetka tezsza do gadania / Stan kobiecy od wiekszej nagany zaslania" — слабость пола извиняет женщин

— Контрпример Леэны показывает, что женщина может быть героичной

Как Нарушевич конструирует "женскую природу":

— Женщина = природа (неконтролируемая стихия)
— Мужчина = культура (разум, самоконтроль)

Однако образ Леэны подрывает эту оппозицию: она "мужественна" (masculinized) через молчание. Это показывает, что Нарушевич не считает болтливость биологической чертой, а видит в ней результат воспитания.

---

V. МЕСТО В ПОЛЬСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

1. Влияние на современников

— Игнаций Красицкий (друг Нарушевича) развил сатирическую традицию в баснях ("Монах", "Писари"). Образ "фирцика" стал типажом в польской литературе.

— Станислав Трембецкий использовал образ болтуна-придворного в своих сатирах на магнатов.

2. Романтическая рецепция

— Адам Мицкевич ценил Нарушевича как "реформатора польского языка". В посвящении к "Пану Тадеушу" (1834) он называет его среди создателей современного литературного польского языка.

— Юлиуш Словацкий пародировал просветительскую дидактику в "Beniowski" (1841), но признавал мастерство Нарушевича в версификации.

Романтики переосмыслили просветительскую сатиру: то, что для Нарушевича было призывом к разуму, для них стало символом холодного рационализма, убивающего живое чувство. Однако они не отрицали художественной ценности его поэзии.

3. Рецептивная история: как "Sekret" читали в разные эпохи

— XVIII век: политический манифест в защиту дисциплины и государственной тайны

— XIX век (романтизм): устаревшая дидактика, но признанное мастерство формы

— XX век (коммунизм): текст мог читаться как критика цензуры (ирония истории: стихотворение в защиту тайны стало символом свободы слова)

— XXI век: актуальность в контексте дебатов о границах приватности, свободе информации и государственной тайне (ср. Wikileaks, Сноуден, утечки в социальных сетях)

4. Сравнение с русской сатирой XVIII века

Параллель:

Нарушевич, "Sekret" (1770-е) — Кантемир, "Сатира I. На хулящих учение" (1729)

Критика болтливости — Критика невежества
Политический подтекст (разделы Польши) — Просветительская программа (реформы Петра I)
Высокий штиль + вставная басня — Высокий штиль + примеры из истории
Шестистопный ямб (в рус. пер.) — Силлабический стих (позже — ямб)

Вопрос для исследования: Знал ли Нарушевич русских сатириков? Прямое знакомство Нарушевича с русской сатирой маловероятно (Кантемир не был переведен на европейские языки в XVIII веке). Однако типологическое сходство — критика придворных нравов, высокий штиль, дидактизм — объясняется общими источниками: Гораций, Ювенал, Буало. Параллель с Кантемиром показывает, как просветительская сатира решала схожие задачи в России и Польше.

---

VI. ВЫВОДЫ

"Sekret" Адама Нарушевича — шедевр просветительской дидактики, синтезирующий:

1. Античную традицию (Гораций, Плутарх, Марциал)
2. Французский классицизм (Буало, Лафонтен)
3. Польскую барочную риторику (Кохановский, Потоцкий)

Ключевые достижения:

— Политическая актуальность: текст откликается на кризис Речи Посполитой, предлагая этическую программу спасения государства через самоконтроль и дисциплину

— Жанровая виртуозность: сочетание послания, сатиры, басни в единой композиции

— Стилистическое богатство: от высокого штиля (латинизмы, архаизмы) до народной речи (басня о яйце)

— Философская глубина: молчание как основа доверия, политики, любви. Это не пассивность, а активная сила, "меняющая лик земли"

Оригинальность: В отличие от французских сатириков (Буало критикует литературные нравы), Нарушевич политизирует тему: молчание — не только этическая добродетель, но условие выживания государства в эпоху разделов. Болтливость шляхты, разглашавшей государственные тайны, была одной из причин политической анархии, приведшей к утрате независимости.

Итоговая оценка: "Sekret" — выдающееся произведение польского Просвещения, которое заслуживает места в ряду европейских дидактических поэм XVIII века наравне с "Опытом о критике" Поупа (1711) и "Поэтическим искусством" Буало (1674).

---

БИБЛИОГРАФИЯ

Основные источники:

1. Naruszewicz A. Lyrika wybrana. Oprac. J. Platt. Wroclaw, 1964.
2. Naruszewicz A. Poezje zebrane. Warszawa, 1848.

Исследования:

3. Klimowicz M. Oswiecenie. Warszawa, 1972.
4. Kostkiewiczowa T. Klasycyzm, sentymentalizm, rokoko. Warszawa, 1975.
5. Wojcicki K. W. Adam Naruszewicz i jego wspolczesni. Warszawa, 1858.
6. Borowy W. O poezji polskiej XVIII wieku. Krakow, 1948.
7. Kridl M. Antagonizm wieszczow. Warszawa, 1925.
8. Jackl F. Naruszewicz jako poeta. Lwow, 1890.
9. Platt J. Adam Naruszewicz — poeta i historyk. W: Problemy oswiecenia. Wroclaw, 1975.

Западная славистика:

10. Welsh D. Adam Naruszewicz: Poet and Historian. The Hague, 1966.
11. Seemann K.-D. Die altrussische Verssatire. Wiesbaden, 1965. (для сравнительного анализа)

Теория жанра:

12. Curtius E. R. European Literature and the Latin Middle Ages. Princeton, 1953.
13. Frye N. Anatomy of Criticism. Princeton, 1957.

Контекст эпохи:

14. Lukowski J. The Partitions of Poland: 1772, 1793, 1795. London, 1999.
15. Stone D. Polish Politics and National Reform, 1775–1788. New York, 1976.

---

© 2025 Даниил Лазько

Теги:
#AdamNaruszewicz
#Sekret
#poezjaPolska
#poezjaXVIIIwieku
#satira
#klasycyzm
#tajemnica
#przyjazn
#milosc
#jezyk