Можно я поживу в твоём животе?

Однажды он спросил меня: «Можно я поживу в твоём животе?» Я впала в ступор. Однако шок от необычной просьбы почти сразу сменился тихими размышлениями: а ведь в моём животе и вправду уютно и тепло. Ничто, в сущности, не мешало ему. В одну из ночей, пока я спала, он проник внутрь. Будто всегда знал, как это правильно делать, и даже смог уместиться, хоть и испытывал трудности. Пытался согнуться так, чтобы не причинять мне боли. Я чувствовала, как он ищет тепло, прислушиваясь к биению моего сердца. Мне даже показалось, что он наконец обрёл покой, спрятался от жестокого мира.  Я ощущала его всем телом. Нам были не нужны слова, чтобы понимать друг друга, ведь наша связь была особенной. Настолько, что другие не могли понять силу этой любви. Они просто не видели её красоты: мы питались одной едой, слушали одну музыку и засыпали всегда вместе.

Мы всё делали вместе.

Это было не просто счастье — это была безудержная эйфория, моменты полного блаженства. Мы создали рай, существовавший только для нас двоих. Да, порой возникал дискомфорт, но разве имел он значение, если не отнимал счастья?

Но это только поначалу.

Чем дольше он жил во мне, тем тяжелее становилось. Его тело затекало, и ему хотелось выпрямиться. Это причиняло невыносимую боль. Я просила его остановиться. Не могла больше терпеть. Мы договорились, что он будет выпрямляться понемногу, чтобы моё тело привыкло к новому положению. Мне казалось, мы нашли выход, но это решало проблему лишь на мгновение. Нам обоим было больно, но по-разному. Если меня разрывало изнутри, то он ощущал себя зажатым в тиски, и чем дольше оставался внутри, тем больше злился. Мне так хотелось найти спасение для нас обоих, я думала, он хочет того же. Но он лишь разрывал меня всё сильнее, переставая реагировать на мою боль и истощение. В какой-то момент пришло осознание…

Он хочет пойти до конца.

Но тогда… Любил ли он меня вообще, если вся его мечта сводилась к свободе, обретенной через моё разрушение? Я гладила живот с тоской, с болью от осознания безвыходности. Пыталась ухватиться за любую иллюзию. Но даже её не было. Приходилось держаться за уродливую действительность нашей любви, где я отчаянно хотела верить лишь в одно.

Пусть уродливо, но любит.

Я шептала животу:
— Пожалуйста, хватит. Давай остановимся. Моё тело не выдержит, я не могу. Чувствую предельное натяжение кожи. Чувствую, как ты давишь на все мои органы. Чувствую, что задыхаюсь.

Я просила его остановиться, но ему было всё равно. Порой казалось, ему нравится смотреть, как мне тяжело дышать. Будто он получал удовольствие от моего разрушения.

Мой мир окончательно рухнул.

Моё спасение и моя боль — источник невыносимых страданий. То, чем я жила, толкало меня в пропасть, наслаждаясь моими муками, возможностью увидеть, как я разбиваюсь о дно. Пришло осознание, что нужно вытолкнуть его из себя. И я пошла на это. Меня разрывало изнутри. Я ощущала боль каждой частичкой тела. Думала, от меня ничего не останется, что я не справлюсь. Тело выворачивало наизнанку, и он наконец оказался снаружи. Покрытый мерзкой слизью и злой от того, что снова очутился в мире, где ему так невыносимо холодно. Он ушёл так скоро, что даже не заметил, как я была слаба.

Сначала тело ощущало невыносимую боль, и потребовалось время, чтобы она утихла, а раны начали затягиваться. На смену ей пришла странная, неестественная пустота внутри. Я трогала живот, проверяла и не могла в это поверить. Закрывала глаза, представляя, что он всё ещё там и его сердце бьётся с моим в такт, как прежде. Ненавидела себя за эти мысли и его — за то, что он отнял у меня способность радоваться. Понимала, что стала свободной, обрела спасение, но внутри не было ничего. Я лишилась не только того, кто разрывал меня, но и того, кто давал иллюзию понимания.

Он был жесток, но мир казался ещё более жестоким. Я поняла, что на этой земле никому не нужна. Я была нужна только ему — и это было невыносимо. Наконец пришло осознание: если впустить его снова, пустота от новой разлуки станет лишь глубже, а боль — острее. Но мне казалось, я уже на таком дне, что падать некуда, а оставаться здесь невыносимо.

Днём я не думала о нём, а ночью судорожно искала хоть какие-то признаки жизни в своём животе. Мне даже казалось, что чувствую шевеление. Я изо всех сил вдавливала пальцы в кожу, пытаясь нащупать его очертания. Разговаривала с животом, внимательно всматривалась, в надежде, что смогу увидеть хоть какое-то подтверждение своим фантомным ощущениям. Эти разговоры стали навязчивыми. Я думала, что смогу выговорить всё, что на душе, и обрету покой. Но чем больше говорила, тем судорожнее вдавливала пальцы в кожу. Я поняла, что пытаюсь удержать иллюзию связи. И решила больше не думать о нём, чтобы спастись. Стереть его из памяти настолько, чтобы наша связь больше никогда не удерживала меня.

Мы думали, что строим рай, а возвели стены. И за ними, в своих надломленных душах, оказались заперты даже друг от друга. Я слышу его голос, он шепчет:

— Можно я поживу в твоём животе?