Дурносмешка

В сон надвигались поклепы и кипиш.
Я был подвыпивший, вишня цвела.
Тихо смешались scottish и irish,
И черепушка кружилась – юла
 
Алой аллеей на двор раскуроченный.
Так лунный обруч врезается в ночь.
Кто-то хохочет, шатаясь с обочины.
Эту кончину ко дню приурочь,
 
Где на урочище конное полчище
Топает чище гвардейских дружин.
Тише, как видишь - затмение то еще.
Ужин – ажина, два цитруса, джин.
 
Живо теперь вспоминается ниточка,
Джинсы в облипочку, липовый мёд.
Хилый верлибр, молочного плиточка,
Шарканье тапочек, лавочек, мётл.
 
Ёлки расшитые белым, потёмки,
Ёмкие фразы, клеенка и всхлип,
«Пли» для охотника, острые кромки.
Жалко подранка, он жалко гулит.
 
Литер цветной холостой новостройки,
Кроткий укор, занавески, борьба,
Бра над тахтою, и мы – землеройки,
Рой разъерошенный, в общем – братва.
 
Эта ботва доведет до застенок:
Ботать по фене, в ванную фен.
Фея, прикрывшая очерк коленок,
Вечный нуар, в будуар – нурафен.

Да, буду краток – мой берег покатый,
Катер крылатый и выцветший парк,
Парка и смятая тара с прилавка,
Маркая обувь – одурь и мрак.
 
Как же еще объяснить, дурносмешка?
Пешкою не защитишь короля:
Аллес капут, безуспешная слежка,
Щедростью как совратить куркуля.
 
Я – это я, и «ля-ля» не прокатит.
Катета два, здесь ни дать и ни взять.
Все, что я чувствую, очень не кстати:
Ложь, безразличие, холод и зябь.