Метель

Воет не метель — воет сама зима.
Белая пенька,скрежещущая зубами льда.
Снега— не падают. Хлещут. Как плети холодных морей, взбешённых до белизны.
Ветра не дуют— точат лезвия о гранит небес.
И мир стёрт.Осталось только: белое, свинцовое, рвущееся.

И в эту кашу гибели — вползает точка.

Старичок. Тень, прибитая к земле рваными обносками.
Дырявая ткань хлещет по иссохшим жердям костей.Дыхание — клочья пара, тут же рвущиеся ветром.
Каждый шаг— пробивание стены из хлопьев и воя.

Но он идёт.
Не замедляет.
Ведь за спиной у него— не просто дом.
Тишина, которую нужно заполнить теплом.
Дыхание детей, которое может стать льдинкой на рассвете.
Его мысль проста и страшна,как удар топора:
«Не нарублю — умрут. В холоде. Под этим белым саваном».
Это не цель.Это — инстинкт, выкованный в долгом голоде.
Он идёт,потому что за него идти некому. Он — последний частокол между своей семьёй и белой, беззвучной гибелью.

А рядом — по той же дороге, раздавленной роскошью полозьев, —
Летит мир иной.
Карета,пузатая от бархата и самоуверенности.
Внутри— дворянин, завернутый в мягкое дыхание куниц и лисиц.
Он не видит метели.Он слышит лишь поскрипывание рессор, убаюкивающее, как нянька.
Его зима— за стеклом. Красивая, как кружево на шторе.

И тут —
Удар.

Не просто снега. Хребет бури обрушивается на дорогу.
Кони— не испугались. Они взбесились от древнего, звериного ужаса перед стихией.
Дерево и бархат хрустнули,как скорлупа.
И мир перевернулся.

Теперь он лежит.
Не в карете.В самой метели.
Дорогие меха мгновеннонапитываются ледяной сыростью, тяжелеют, превращаются в ледяной панцирь.
Тепло уходит— не утекает, а вырывается когтями ветра.
Он лежит,и белизна забивается ему в рот, в глаза, в складки одежды.
Смерть здесь не приходит с косой.Она просто занимает место тепла. Тихо. Без злобы. По праву старшего.

И две точки в белом поле.
Один идёт,потому что за спиной — жизнь.
Второй лежит,потому что вокруг него — уже ничего нет.
Топор старца противбархатной пустоты дворянина.

Метель не выбирает.
Она только проверяет,из чего сделан твой очаг —
из долга ли, выстраданного в голоде,
или из удобства, купленного за звонкую монету.

И в её воющем суде у старика — страшное, корявое, но несокрушимое преимущество.
Он идётза чем-то.
А дворянин уженичего не может дождаться.
Толькотихого, белого конца под однообразный вой вселенской пурги.