Эллегия II
Раскалённый жар песка,
Скорпионовая яма,
Смерть должно быть уж близка.
Но бессмертному в пустые
Муки вечные — лишь блажь.
Тощих ног шаги пустые,
Приближается мираж.
Тянет рук сухие ветки
Смерть, целует бархат губ
Жалом ядовито-едким.
"Мой все странствующий труп
Твой, мне кажется, измучен.
Плачешь, стонешь, но идешь.
Любопытный, в общем, случай.
Ты на смертных не похож.
За тобой всенощно движусь,
Стерегу и жду, когда
Яд паучий обездвижет
Твое тело навсегда.
Век, другой, тысячелетье
За тобой плетусь, как тень.
Каждый будто тонкой плетью
Сыплется за ночью день.
Отпусти меня в забвенье,
Забери мой тяжкий труд:
Вот поводья — Страх, Сомненье
И Раздор — уберегут"
Как безликий пастырь Ада
Странник сжал в руках кнуты,
Три коня, три страшных взгляда
Унесли его следы.
Смерть осталась лишь в пустыне.
Отыскав наследника,
Улеглась в песках пустыми
Силами последними.
В хладных водах у Ла-Манша
Разлеглись дома небрежно.
В той деревне среди пашен
Путь лежал во тьме кромешной.
Путь нетоптан и неезжен,
Все боятся той тропы:
Кто виновен, кто безгрешен,
Староста, купцы, попы.
Лишь одна телега катит
В свете лунного луча.
Скрип колёс, тропа — как скатерть,
Странник едет, хохоча.
Хохот слышен всем в округе,
Люди молятся, не веря.
Под аккорды жуткой вьюги
Слышен вой дикого зверя.
В третьем доме от реки
Слышны нервные шаги:
Мать с ребенком носится,
День и ночь с ним возится,
Кормит, поит, просит спать,
Ей самой нужна кровать.
Но дитяте невдомек,
Кто ступает на порог.
Он стоит в дверях склонивший
Голову под сводом крыши.
"Не волнуйся, маленький,
День твой нынче не настал.
Спи в бессонной спаленке"
Чёрной тьмой покрылся зал.
Рваный плащ его весь вымок
Под ненастным боем туч.
Скрежет трости, будто инок,
В одиночестве могуч.
Странник сел у свод камина.
Отогреться, снова в путь.
Женщина смотрела мимо,
Малыша вжимая в грудь.
Полночь бьют часы в опаске,
Страшный человек встаёт.
Полчаса прошли как в сказке,
Только вс; наоборот.
Гром телеги взвился в воздух,
Кони ржут, хохочет Он.
Холод улиц колет остро
И не видно ничего.
Аполлин в кровати, нежно
Сжав подушку, исповедуется сну:
Нынче утром неизбежно
Слезы льются по лгуну.
Две сестры, два чистых сердца,
Аполлин и Лорентайн,
Из беспечности раздеться
Помогли сестре Джиннайн.
Сняли платье, сшили саван,
Положили на столе.
Ждали жениха Бернара
Ранним утром в феврале.
Входит молодой супруг,
Видит — девушки рыдают,
На столе в скрещеньи рук
Розы две свой цвет теряют.
Облаченная в бесцветный
Тонкий девственный саван,
Лик спокойный, безмятежный.
"Удавлюсь тогда я сам!" —
Прошептал, залитый слезно,
Бедный молодой жених
На коленях. Одиозно
Поднялась одна из них:
Рассмеялась, покрутилась, —
"И дурак же ты, Бернар!" —
К своему же обратилась
Жениху сестра Джиннайн.
Вдруг любовник разразился
Жутким воем тысяч слов:
"Я дурак, что так влюбился
В женщину, чей рок суров:
Свою верную погибель
Ты сплела, мне жаль признать!
По сказаниям из книги
Невозможно Смерть сыграть.
Девять дней осталось, Джинни,
Береги их, скоро Суд.
Ни на шаг от меня ныне.
Нас лишь ангелы спасут".
За полночь телега встала
У дверей, заржали кони,
Всё семейство уже знало
Представителя закона.
Мхом порос его затылок,
Руки — кости, взгляд устал,
Ни чудовище, ни диво,
Ни успел, ни опоздал,
Странник ходит в тёмной зале,
Полный скорбных полуснов.
Джинни в едва освещённой спальне
Спит, закрыв дверь на засов.
Но засов ему не страшен,
Он сидит уже напротив,
В доме средь полей и пашен,
Одинокий в своём роде.
Вдруг открыв глаза, вскричала
Девушка беззвучным криком.
"Доброй ночи" — для начала
Бросил Странник между прочим.
"Не пугайся. Ты сама же
Провернула этот трюк.
Так красива была, даже
Л;жа бледной на краю.
Моя должность всем известна:
Скверна, Скорбь, Чахотка, Смерть.
Все боятся меня встретить.
Вот послушай и ответь.
Если твой ответ неверный,
Мы уйдём с тобой вдвоём.
Если же ответишь верно,
Поглядим и пожив;м.
Хочешь выслушать загадку?"
"Да, месье" — девушка плачет.
"Жил-был в королевстве мальчик,
Вечно он глядел, молчал,
Слушал всех вокруг и понял,
Что в конец он одичал:
Воровать стал у друзей
И сдавать детей в музей,
Был любим продажной дамой
И читал премного книг
О пиратах, о жандармах,
О Персее Легендарном,
Хоть и ненавидел Бога
Войн и распрей всякий миг.
Юноша в пылу обиды,
Ссорясь с стариком за грош,
Не подал самого виду
И всадил тому в грудь нож.
Шаря по рукам, узнал он,
Что старик — его отец,
Живший скромным Велиалом.
Сын его — грубый глупец —
В странствия пустился спешно,
Чтоб забыться в тишине.
Но душа его мятежна,
Нет покоя в и вне.
Избегая знаться с кем-то,
Велиалов сын забрел
В жарких дней зимы и лета
Пустошь душную. Провел
Там не сутки, а столетья
Без воды, без сна, без лиц.
Повелительница третья
Среди грая чёрных птиц
Подала мальчишке руку,
Одарила влагой губ
И вложила в сердце муку
Заглушать сердечный стук.
Так, декадами пестря,
Езжу с хохотом в поля.
Скоро близится заря.
Отчего ж так весел я?"
"Я не знаю. Бог, помилуй!
Я не виновата в том,
Что душа моя наивна
И что вас привлекла в дом!"
"Что ж... Мы все невинны. Этот
Дом мне нравится. Хочу,
Чтоб ответ пролился светом:
Я от боли хохочу..."
16.11.2025
Свидетельство о публикации №125120903922