Чеховщина

I

Вот настроение по весне –
Перестать всё рубить с плеча.
Надеть потрёпанное пенсне,
Как у чеховского врача.
Съездить в Берлин, посмотреть Рейхстаг.
Поглазеть в телескоп на звёзды.
Взобраться по лестнице на чердак,
Увидеть осиные гнёзда.
В гости пойти налегке.
Встать в полшестого.
Лёжа в сетчатом гамаке,
Перечитать Толстого.
Звезды ночью как будто значки,
Днём – облака попкорна
Видишь сквозь чеховские очки,
Как у доктора Дорна.

II

Грусть-тоска щемит в груди,
если ты в дороге.

Едешь, едешь по пути
к дому в Таганроге,
а вокруг из трын-травы
бедная пустыня:
ни фазана, ни дрофы,
ни поспевшей дыни.

Только ветер по степи
ласково разносит:
"Потерпи-терпи-терпи..."

Скоро будет осень
и уйдёт проклятый зной,
доживём до снега.

По дороге объездной
катится телега...

В Таганроге есть залив,
но никак не море.
Гул воды как гул молитв,
что в церковном хоре
раздаётся по утрам
на привычном спеве.

Дети утром ходят в храм,
позабыв о гневе,
потому что мысли их
о любви всеобщей.

Учимся у малых сих,
на судьбу не ропщем.

III

не жалеет бумажного листика
то что люди зовут беллетристикой
литераторы люди невинные
но в руках у них перья гусиные

если вдруг ощущают отвагу 
беспощадно марают бумагу
и чем легче написана врака
тем успешнее будет писака

ничего не поделаешь если
не усядишься в бархатном кресле
и не сыщешь приниженный стиль
чтобы лёгкий родить водевиль

но такое случается редко
вместо кресла пока табуретка
вместо той легкомысленной песни
лишь свои да чужие болезни

остроумные шутки-иголки
публикуют в журнале осколки
но и грустного в жизни навалом
если верить подобным журналам

анекдоты памфлеты курьёзы
через смех проступают и слёзы
хоть какие-то платит копейки
николай александрович лейкин

IV

Наблюдатель жизни хмурой, 
доктор Чехов пьёт вино
и живёт литературой
с медициной заодно.

Занят разными трудами,
но расскажет без труда,
что не так со всеми нами,
где свернули не туда. 

Разговоры о погоде
без взаимных укоризн:
люди завтракают вроде,
а на деле рушат жизнь.

Одновременно забавно
и трагично всё вокруг.
Вот Ирина Николавна –   
мать, любовница и друг.

Вот и горлышко бутылки
хочет плавать и блестеть. 
Не улыбки, не ухмылки, 
даром что у нас комедь.

Отобедали и кстати
жизнь пустили под откос.
Доктор Чехов – наблюдатель,
доктор Чехов – диагност. 

У него богатый опыт:
язва, колики, гастрит. 
"В человеке всё должно быть, –
это Астров говорит, –

и красиво, и прекрасно,
и алмазы вместо звёзд... "
Мерехлюндия заразна,
хоть беги за тыщу вёрст. 

Доктор Чехов – йод на вате,
и касторка, и хинин. 
Человек – не обыватель,
человек – не мещанин.

Человек – любви обитель,
красоты высокий храм.
Жаль, не верит честный зритель
театральным докторам.

V

Голова гудит от гама,
под ногами галька жжёт.
Ялта, красная от срама,
никого не бережёт.

Обгоревшие затылки,
ожиревшие тела...
На курорте точно в ссылке
за московские дела.

Люди, кони, экипажи,
ресторанная чума,
пляжи, пляжи, пляжи, пляжи,
помутнение ума.

Где тут спрячешься от гвалта
отдыхающей толпы?
Адюльтеровская Ялта
вся во власти наготы.

В этой крымской преисподней –
не вздохнуть, не продохнуть.
Там, в Москве, куда свободней
дышит раненная грудь.

В тёмно-русой эспаньолке
белых ниток седина –
Человек без селезёнки
поднял камушек со дна.

Жизнь дана не по размеру
всеобъемлющей души.
Там, в Москве, сыграв премьеру,
МХАТ считает барыши.

На фуршете за здоровье
пьют игристое вино.
Но здоровье не коровье,
если вовсе нет его.

Всё же нос не стоит вешать –
не удержится пенсне.
Горький осенью утешит,
Бунин будет по весне!

Здесь – ручной журавль курлычет
мягкой песней горловой.
Там – холодный дождик хнычет
над покинутой Москвой.

VI

Немирович пах одеколоном,
если приезжал за ней сюда.
"Дусик остаётся с Букишоном,
им вдвоём нескучно никогда" —
отвечала праздничная Ольга
на вполне естественный вопрос.
Уезжая, возвращалась только
рано утром. И с букетом роз.
Охала и, туфель не снимая,
падала красиво на диван.
Уходил, застенчиво зевая,
Бунин Алексеевич Иван.

VII

Народ не очень верил в сказку,
В антракте пил и ел колбаску.

Но вот закончился антракт,
И впереди последний акт.

Уходит люстра, говор в зале
Уходит тоже. Все в астрале.

Бьют монтировщики в набат.
Пожар, смятение, разлад,

Всеобщий хаос. За кулису
Кричит Наташа на Анфису.

Андрей в душе имеет ранку.
Барон стремится на гражданку.

Солёный шутит неудачно 
Да исподлобья смотрит мрачно.

Как результат – теперь барон
В гримёрке ждёт: когда поклон?

Уходит полк. Вершинин машет
Навек покинутой им Маше.

Выходят сёстры, сразу встык им
Непротрезвевший Чебутыкин.

Финал таков: все три стоят
На сцене. Кто же виноват?

Ирина ли, иль Ольга, Маша ль?..
Но гаснет свет, и в зале кашель.

Гнилая скука.
Ерунда.
Предубеждение труда.

VIII

Немецкая провинция. Стоит макушка лета.
Постель с больным, шампанское и серая стена.
В небесной канцелярии почти готова смета, 
и под финальной вычиткой черта подведена.

Герой, а с ним и линия уходит магистральная, 
и, кажется, решается одна из сверхзадач.
Все ждут, когда же пауза отвиснет театральная
и крестик вместо подписи поставит Главный Врач.

2025