Третий

Надеюсь, что ушла эпоха,
Где лица стерты, чист экран.
Лишь изредка, из-за границы,
Плюют они в колодец наш,
Где пили прежде, где рождены,
О них осталась память, их не совсем забыли.
Для них мы — быдло и враги,
Расходный материал, обслуга.
На родине их — не спокойно,
Они бомонд, богема им плевать.
Власть их — для избранных, не для народа,
Удел холопов — верить, ждать, молчать.
«Молчи, мужик и закуси удила,
Склонись пред властью, что гложет край!» —
Так шепчет ложь сквозь залы гулкие,
Где совесть списана, как старый долг.
А в ответ — всё чаще слышен вой,
Другой, не их, протяжный и глухой:
То воет тот, кто лицемерьем уничтожен,
Теми кто рушит всё и зовёт к иной черте,
Где нет Бога, ни семьи, ни флага,
Где человек — песчинка и враг себе.
Он ненавидит их чугунный прах
И нашу тишину — до гроба.
И замыкается проклятый круг:
Одни — в алмазной, сытой пустоте,
Другие — в ярости слепой, как недуг,
Третьи — в безвольной, горькой немоте.
Меж ними — пропасть. И в сердцах разброд.
Быть может кажется, что выхода нет:
Лишь быть рабом, бунтарём или скотом,
Что ждёт, когда придёт его черед.
Но есть и выход — не снизу и не сверху,
Не из осколков разбитых кумиров, королей.
Он — в нас, кто помнит: мы не быдло, они не веха,
Мы не расходный материал чуждых идей.
Он — в том, чтоб честь не променять на крохи,
Страну — не отдавать на слом,
Зло — назвать, не опуская взгляда,
И строить Дом, а не казарму, Дом.
Так выбери, кто ты в разгар этой грозы:
Раб, что молчит? Бунтарь, что рушит храм?
Иль Третий, чей путь — сквозь ложь, обман и слёзы,
Нести своё и не сдавать своих сердец врагам?
Свой сделай выбор. Ушла эпоха.
Настало время.