***

Опять в тиши ночной, как зверь,
Вздыхает где-то водопровод.
Он говорит на языке нот,
Неведомом здоровым стеклам.

Он стонет в стенках, как в тисках,
Тоскуя по морским просторам.
В его железных, тёмных норах
Живёт память о дожде и грозах.

А я лежу и слушаю
Эту подпольную симфонию.
Мы с ним — одно: оба в плену,
Оба поём в пустоте и холоде.

На потолке — больной прямоугольник
От уличного фонаря.
Он медленно, как тесто, тянется,
Меняет форму, как мятущаяся тварь.

То призрак сгорбленный, то птица,
То просто жёлтое пятно.
Он — мой ночной проводник,
Единственное действующее лицо.

И если вдруг он погаснет —
Настанет тьма, густая, как смола.
И я исчезну в ней, быть может,
Как исчезают без следа
Все мысли в час перед рассветом.

И наконец осталось только это:
Неровный шелест в собственной груди.
Вдох-выдох. Пауза. И снова
Цикл, который не прервать, покуда жив.

Дыхание — как маятник в могиле,
Отмеривающий остатки сил.
Я слушаю его и понимаю
Весь ужас простоты: я — вот он, этот звук.

И больше ничего. Ни мыслей, ни имён,
Ни скрипки, ни воды, ни жёлтого пятна.
Лишь эта мелкая, назойливая данность,
Которая и есть моя цена
За право видеть, как за окном темнеет
И постепенно светлеет вновь.