Свита

Они не носят погоны, не держат в руках кнут.
Они, если что, в сторонке. Они, если что, не тут.
У них алиби — ипотека, дети, кредит, «не мы».
Они — смазка для шестеренок этой большой тюрьмы.

Шестерка не бьет в лицо. Шестерка подносит чай.
Шестерка кивает боссу: «Конечно. Давай. Кончай».
Шестерка пишет доносы, но «просто, чтоб навести порядок».
Шестерка — это фундамент всех наших гнилых грядок.

Им не нужно власти. Им нужно быть «при делах».
Греться у чьей-то силы, забыв про собственный страх.
Быть тенью большого зверя, подъедать с его стола.
Душа у них не сгорела — она просто сгнила.

Они говорят: «Время сложное. Надо уметь вертеться».
Но если вскрыть их грудину — там не найдется сердца.
Там будет желе, медуза, склизкий, дрожащий ком.
Они продали право быть Человеком и даже просто врагом.

Врага можно уважать. С врагом можно вести бой.
А эти — просто перхоть. Пыль под чужой пятой.
Когда колосс рухнет, а он рухнет, поверь мне, брат,
Первыми побегут крысы. И этот вот... Аппарат.

Они будут кричать громче всех: «Мы были против! Мы жертвы!»
Но мы-то помним, кто именно подавал патроны для этой жатвы.
Кто ставил подписи, штампы, кто молча держал дверь.
Самый страшный зверь в этом лесу —
Это маленький, серый, послушный, дрожащий шестерка-зверь.