Усадьба Мёрдок

для Селии

След пахнет порохом. Поджарый спаниель
в репейниках, как будто в папильотках.
Крохаль кряхтит, как старый менестрель,
а егерь, теребя свою бородку,

в уме считает патронташный арсенал,
слегка заслушавшись утиным ариозо.
Цивилизация сюда занесена
народной хартией и первым паровозом.

Безлюдной кажется усадьба. Дюжий грум
вчерашним дерби как болельщик одурачен.
Следы подков хранит лежалый грунт,
как кто-то очень верящий в удачу.

Дворецкий помнит время то, когда
на ты он был с судьёю и констеблем,
и с каждым Мёрдоком: безделье и года
подрежут генеалогические стебли,

а миссис Мёрдок - слишком леди, чтоб
заветно вдовствовать в дичающей усадьбе.
Хотя б наследника оставил этот сноб -
Одни долги от похорон до свадеб.

По воскресеньям преподобный Шон О'Бойл
свою всю паству собирает, чтоб сказать им:
благословенен будь вовек кулачный бой!
За неимением улик и доказательств

всем он отпустит даже первородный грех.
Взлохматят вечерами такты жиги
сноп рыжих косм - заходится в игре
босяцкий фиддль шалопутного прожиги.

Сезон охоты приближается к концу.
Хамят прохожим перемёрзшие вороны.
В трактире люд сидит лицом к лицу,
гул перебранок перекрикан патефоном.

Пусть тени лет исчезнут за холмом,
здесь шелест гэльских арф всё так же нежен.
Луна таращит своё мутное бельмо,
а свечи гасят вечером всё реже:

не за холмом зима...Дом старый испокон
был с ней учтив, приветлив и уживчив:
сенаж и торф, похлёбка и бекон,
и "Отче наш" над остывающею дичью.

И снег. И тот как праздничный бисквит
собою подсластит всю горечь глины.
Подковы мучит ржа, усадьба спит,
а воздух пахнет прелой мешковиной.