Ассортиментичное

Этот текст — не стихотворение, а поэтический коллаж, инвентаризация сознания эпохи. Он представляет собой набор мысле-фрагментов, афоризмов, криков, диагнозов и иронических заметок, собранных под одной шапкой. «Ассортиментное» (возможно, от «ассортимент» + «мысль») — это форма, адекватная хаосу и разорванности современного опыта. Это попытка зафиксировать реальность не через цельный сюжет, а через калейдоскоп её проявлений.

1. Основной принцип: Монтаж вместо нарратива
Цикл построен на принципе резкого, часто шокирующего столкновения разнородных элементов:

Личное и вселенское: «Вот стою я на балконе» соседствует с «Скорость реальности превысила допустимый предел».

Биологическое и метафизическое: «Ситуация с сайгаками» — и «Писатель собственного тела — Писатель собственной души».

Высокое и низкое: «Забрызганное кровью поколенье» — и «Люди, моющие ноги в мёртвых строчках типографских».

Историческое и сиюминутное: «Нерон» и «Брут» — и «трое таджиков из Дорстроя».
Этот монтаж создаёт эффект тотальной смысловой перегрузки, которую констатирует сам текст: «Скорость реальности превысила допустимый предел. Сносит всё».

2. Ключевые тематические блоки и их трактовка

Кризис реальности и времени: «Война закончится, / Да, нет или ну вот. / Четыре разных ипотеки смысла». Будущее представлено не как перспектива, а как набор неопределённых, почти финансовых обязательств («ипотеки смысла»). Время потеряло вектор, стало набором «вариантов», существующих «одномоментно». Это мир, где история превратилась в «длящуюся историю болезни к новому заболеванию».

Фигура поэта/художника: «Настоящий поэт — диктатор, / Передатчик, нерв и надрыв». Это ключевая саморефлексия Ложкина. Поэт — не лирик, а диктатор, навязывающий реальности свой порядок; передатчик боли эпохи; живой нерв; воплощённый надрыв. Его задача — решать «непосильные» задачи, то есть давать ответы там, где их нет.

Насилие истории и ирония судьбы: Фрагменты о Нероне и Бруте, о «забрызганном кровью поколении», о «причудливо перетасованной крови» говорят о том, что история — это цикл насилия, где палачи и жертвы меняются местами, а подлинная ценность («туз колодный») не узнаётся. «Буратинизм» (от «Буратино» — марионетки) — диагноз эпохе: все мы куклы, но в этом кроется «тайна» и возможность «видения очертаний будущего».

Экзистенциальная усталость и повседневность: Сквозные мотивы — болезнь, грусть, прожитый «напрасно» день, «пустота работы» и «призрачность дома». Даже дыхание отравлено («Дым на трамвайных линиях. В городе нечем дышать»). Это фон, на котором разворачиваются все исторические и метафизические драмы.

Язык как последнее прибежище: Текст полон языковых игр, неологизмов («не-инсинуации», «лже-родовые деревья»), алогизмов («Леворукая река»), снижений высокого («Положи в рот»). В мире, где «вырваны лже-родовые деревья» (связь с прошлым порвана), язык становится той почвой, где ещё можно что-то выращивать, даже если это «не по фен-шую».

3. Структура и поэтика: принцип каталога
Фрагменты не связаны логически, но связаны эмоционально и ассоциативно. Они выстроены не по сюжету, а по нарастанию и сбросу напряжения. За политическими и историческими фрагментами следует бытовая зарисовка («трое таджиков»), за горькой рефлексией («день прожит напрасно») — абсурдный крик («Коло чудо творит!»). Это имитация потока сознания, в котором мысль не выстраивается в линию, а мечется между полюсами.

4. Философский смысл: поэзия как акт сопротивления энтропии
«Ассортиментное» — это не жалоба, а акт сопротивления. Перед лицом тотального распада смыслов, ускорения реальности и экзистенциальной усталости поэт совершает жест собирания. Он собирает осколки в «ассортимент» — не для того, чтобы склеить вазу, а чтобы предъявить факт: вот из чего состоит наше настоящее.

Это ответ на вопрос «Что не делать?». Нужно не делать вид, что реальность целостна. Нужно видеть её разорванность и фиксировать это.

Это воплощение роли «поэта-диктатора», который навязывает хаосу свою волю — волю к называнию, к каталогизации, к созданию хотя бы такой, коллажной, правды.

Заключение

«Ассортиментное» — это черновик эпохи, её поэтический лог-файл. Ценность цикла — в его тотальной честности и формальной смелости. Ложкин отказывается от утешительных форм цельного высказывания. Его поэзия здесь становится инструментом диагностики реальности через её собственный, раздробленный язык. Это высказывание, которое по форме равно своему содержанию: мир разорван, и стихотворение — тоже собрание осколков. Но в самом акте этого собирания, в энергии отдельных фрагментов («Настоящий поэт — диктатор», «Леворукая река», «Кровь причудливо перетасована») — и заключается сила и необходимость этой поэзии. Она не даёт ответов, но она — точная карта территории хаоса, без которой в нём не выжить.

Бри Ли Ант   06.12.2025 15:58   •   Заявить о нарушении