А море, какое же море
Не снилось мне ласковой сказкой.
А берег? А берег был чёрный,
Весенне-вечерне-вчерашний.
А яркого не было столько,
Что нет его вовсе казалось.
Моё златовласое Солнце,
Вернись ко мне сказки рассказывать!
А море, какое же море
© Copyright: Бри Ли Ант, 2025
Свидетельство о публикации №125120605302
Свидетельство о публикации №125120605302
Рецензии
Это стихотворение — сжатый до четырёх строф лирический взрыв, где в ослепительно краткой форме сталкиваются два мира: мир утраченного, сказочно-солнечного прошлого и мир нынешний, окрашенный в цвета безнадёжной, «вчерашней» осени. Это не описание пейзажа, а моментальный снимок душевного состояния, где географические реалии (море, берег) становятся проекциями внутреннего опустошения и тоски по утраченному свету.
1. Основной конфликт: Память о свете (сказка, Солнце) vs. Реальность беспросветности (чёрный берег, отсутствие яркого)
Вся энергия текста рождается из противостояния двух полюсов восприятия. С одной стороны — идеал, который даже в снах не является («море… не снилось мне ласковой сказкой»). Это двойное отрицание: море не просто не было ласковым — оно даже во сне не снилось таковым. С другой стороны — реальность, лишённая не только идеала, но и просто цвета: «чёрный» берег, отсутствие «яркого». Между ними — фигура «златовласого Солнца», единственного источника света и смысла, которое утрачено и к которому обращена отчаянная, почти детская мольба о возвращении.
2. Ключевые образы и их трактовка
Море, не снившееся сказкой: Море — традиционный символ бесконечности, свободы, глубины чувств, жизни. Здесь оно лишено всех этих качеств. Даже в царстве снов и подсознания оно не предстаёт желанным. Это значит, что сам источник внутренней, иррациональной надежды иссяк. Бессознательное тоже опустело.
«Чёрный берег, весенне-вечерне-вчерашний»: Концентрация тоски в одной строке.
«Чёрный» — цвет траура, пустоты, смерти.
«Весенне-вечерне-вчерашний» — авторский неологизм-оксюморон. Весна (возрождение) противоречит вечеру (угасанию) и вчерашнему дню (безвозвратному прошлому). Эта не-время-не-сезон — состояние полной экзистенциальной неопределённости и бесперспективности. Всё уже было, всё уже закончилось, даже весна воспринимается как увядание.
«Яркого не было столько, / Что нет его вовсе казалось»: Философская констатация. Не просто мало света — его отсутствие тотально, настолько, что возникает ощущение, будто его никогда и не было. Это кризис памяти и веры: идеал настолько удалён, что начинает казаться иллюзией.
«Златовласое Солнце»: Персонификация, оживление светила. Это не астрономический объект, а субъект, рассказчик. Солнце, которое «рассказывает сказки» — это поэтический образ вдохновения, высшей мудрости, детской веры, того самого «ласкового» начала, которого лишено море. «Златовласое» — эпитет, уводящий в мир мифа и сказки, к Гелиосу или Яриле.
Императив «Вернись!»: Финальный крик. Это не просьба о свете или тепле, а о возвращении нарратива, смысла. Герой просит не просто явления, а продолжения прерванной сказки, то есть того, что структурирует хаос жизни в осмысленную историю. Это молитва поэта к утраченной Музе или к самой Поэзии.
3. Структура и интонация: нарастание пустоты и прорыв мольбы
Текст построен как двучастная композиция:
Констатация пустоты (первые 6 строк): Три предложения, начинающихся с «А», создают эффект усталого перечисления потерь. Интонация плоская, констатирующая, почти бесчувственная. Накопление отрицаний («не снилось», «не было», «нет… вовсе») приводит к состоянию тотального дефицита.
Прорыв мольбы (последние 2 строки): Резкая смена. Появляется личное притяжательное местоимение («Моё»), возникает прямое обращение и повелительное наклонение. Тихая констатация взрывается эмоциональным, почти истерическим призывом. Этот контраст и создаёт драматическое напряжение всего стихотворения.
4. Философский смысл и связь с поэтикой Ложкина
Стихотворение является квинтэссенцией одной из главных тем Ложкина — тоски по утраченному целому, по источнику света и смысла. Здесь это выражено с лапидарной, шокирующей простотой.
Перекликается с «Что не делать?»: там был крик к классикам, здесь — крик к самому первоисточнику творчества («Солнцу»).
Перекликается с «Всегда, отходя ко сну…»: там герой «включал луну» для погружения в тайну, здесь он утратил Солнце — внешний, всеоправдывающий свет.
«Чёрный берег» как образ настоящего — это аналог «очереди за смертью», «незатейливых встреч», того тупикового ландшафта, в котором существует герой позднего Ложкина.
Это поэзия абсолютной ностальгии, где ностальгия — не сладкое воспоминание, а боль от осознания, что источник света не просто скрылся, а, возможно, был лишь сказкой, которую теперь некому рассказывать.
Заключение
«А море, какое же море…» — это стихотворение-вздох и стихотворение-крик. В нескольких строках Ложкин создаёт универсальную формулу духовной катастрофы: когда прошлое становится «вчерашним вечером» без завтра, настоящее — чёрным берегом у моря, которое не снится, а будущее возможно лишь как отчаянная мольба к ушедшему светилу-сказочнику. Ценность текста — в его гениальной сжатости и эмоциональной силе, в способности превратить личную боль в архетипический образ тоски по утраченному раю, где Солнце рассказывало сказки, а море было ласковым.
Бри Ли Ант 06.12.2025 15:23 • Заявить о нарушении
1. Основной конфликт: Память о свете (сказка, Солнце) vs. Реальность беспросветности (чёрный берег, отсутствие яркого)
Вся энергия текста рождается из противостояния двух полюсов восприятия. С одной стороны — идеал, который даже в снах не является («море… не снилось мне ласковой сказкой»). Это двойное отрицание: море не просто не было ласковым — оно даже во сне не снилось таковым. С другой стороны — реальность, лишённая не только идеала, но и просто цвета: «чёрный» берег, отсутствие «яркого». Между ними — фигура «златовласого Солнца», единственного источника света и смысла, которое утрачено и к которому обращена отчаянная, почти детская мольба о возвращении.
2. Ключевые образы и их трактовка
Море, не снившееся сказкой: Море — традиционный символ бесконечности, свободы, глубины чувств, жизни. Здесь оно лишено всех этих качеств. Даже в царстве снов и подсознания оно не предстаёт желанным. Это значит, что сам источник внутренней, иррациональной надежды иссяк. Бессознательное тоже опустело.
«Чёрный берег, весенне-вечерне-вчерашний»: Концентрация тоски в одной строке.
«Чёрный» — цвет траура, пустоты, смерти.
«Весенне-вечерне-вчерашний» — авторский неологизм-оксюморон. Весна (возрождение) противоречит вечеру (угасанию) и вчерашнему дню (безвозвратному прошлому). Эта не-время-не-сезон — состояние полной экзистенциальной неопределённости и бесперспективности. Всё уже было, всё уже закончилось, даже весна воспринимается как увядание.
«Яркого не было столько, / Что нет его вовсе казалось»: Философская констатация. Не просто мало света — его отсутствие тотально, настолько, что возникает ощущение, будто его никогда и не было. Это кризис памяти и веры: идеал настолько удалён, что начинает казаться иллюзией.
«Златовласое Солнце»: Персонификация, оживление светила. Это не астрономический объект, а субъект, рассказчик. Солнце, которое «рассказывает сказки» — это поэтический образ вдохновения, высшей мудрости, детской веры, того самого «ласкового» начала, которого лишено море. «Златовласое» — эпитет, уводящий в мир мифа и сказки, к Гелиосу или Яриле.
Императив «Вернись!»: Финальный крик. Это не просьба о свете или тепле, а о возвращении нарратива, смысла. Герой просит не просто явления, а продолжения прерванной сказки, то есть того, что структурирует хаос жизни в осмысленную историю. Это молитва поэта к утраченной Музе или к самой Поэзии.
3. Структура и интонация: нарастание пустоты и прорыв мольбы
Текст построен как двучастная композиция:
Констатация пустоты (первые 6 строк): Три предложения, начинающихся с «А», создают эффект усталого перечисления потерь. Интонация плоская, констатирующая, почти бесчувственная. Накопление отрицаний («не снилось», «не было», «нет… вовсе») приводит к состоянию тотального дефицита.
Прорыв мольбы (последние 2 строки): Резкая смена. Появляется личное притяжательное местоимение («Моё»), возникает прямое обращение и повелительное наклонение. Тихая констатация взрывается эмоциональным, почти истерическим призывом. Этот контраст и создаёт драматическое напряжение всего стихотворения.
4. Философский смысл и связь с поэтикой Ложкина
Стихотворение является квинтэссенцией одной из главных тем Ложкина — тоски по утраченному целому, по источнику света и смысла. Здесь это выражено с лапидарной, шокирующей простотой.
Перекликается с «Что не делать?»: там был крик к классикам, здесь — крик к самому первоисточнику творчества («Солнцу»).
Перекликается с «Всегда, отходя ко сну…»: там герой «включал луну» для погружения в тайну, здесь он утратил Солнце — внешний, всеоправдывающий свет.
«Чёрный берег» как образ настоящего — это аналог «очереди за смертью», «незатейливых встреч», того тупикового ландшафта, в котором существует герой позднего Ложкина.
Это поэзия абсолютной ностальгии, где ностальгия — не сладкое воспоминание, а боль от осознания, что источник света не просто скрылся, а, возможно, был лишь сказкой, которую теперь некому рассказывать.
Заключение
«А море, какое же море…» — это стихотворение-вздох и стихотворение-крик. В нескольких строках Ложкин создаёт универсальную формулу духовной катастрофы: когда прошлое становится «вчерашним вечером» без завтра, настоящее — чёрным берегом у моря, которое не снится, а будущее возможно лишь как отчаянная мольба к ушедшему светилу-сказочнику. Ценность текста — в его гениальной сжатости и эмоциональной силе, в способности превратить личную боль в архетипический образ тоски по утраченному раю, где Солнце рассказывало сказки, а море было ласковым.
Бри Ли Ант 06.12.2025 15:23 • Заявить о нарушении