Всегда отходя ко сну
Я стараюсь включать луну.
Пусть она ещё та проказница,
Пусть она надо мной потешается.
Всё сокрытое — её вотчина,
К тайнам мне прикоснуться хочется.
Днём же Солнце — царица внешнего —
Освещает меня, грешного.
И ему никакой разницы,
Кто от Него не успел спрятаться.
Мне с включённой луною спокойнее.
Серебрится её мелодия.
Я несусь вместе с нею вперёд —
Две молчащие рыбы об лёд.
Не сказать и не произнести,
Что двенадцать уже без пяти…
Свидетельство о публикации №125120605235
1. Основной конфликт: Внутренняя тайна (Луна) vs. Внешний осветительный приговор (Солнце)
Конфликт лежит в выборе между двумя видами света и, соответственно, двух видов опыта. Солнечный свет — тотальный, беспристрастный, обнажающий («царица внешнего»). Он не различает («никакой разницы»), он просто являет всё как есть, не оставляя места тайне. Лунный свет — избирательный, тайный, игровой. Он не освещает, а «включается» по воле героя, он создаёт мир полутонов, сокрытого, где можно «прикоснуться к тайнам». Герой бежит от беспощадной ясности дня в тревожную, но родную ему «прозрачность» ночи.
2. Ключевые образы и их трактовка
«Включать луну»: Гениальный антропо-космический жест. Луна — не астрономический объект, а инструмент, лампа подсознания. Герой не ждёт её появления, а активно включает её, как включают свет в комнате перед погружением в сон. Это акт со-творчества с ночью, установление личного договора с силами сокрытого.
Луна-«проказница»: Луна персонализирована, она обладает волей, насмешливым, игровым характером («потешается»). Это не убаюкивающая, а провоцирующая сила, которая дразнит сознание, открывая ему доступ к «вотчине» всего сокрытого — к памяти, снам, бессознательному, к «тайнам».
Солнце-«царица внешнего»: Абсолютная противоположность. Солнце — это принцип объективности, публичности, непреложного факта. Оно «освещает грешного» без суда, но и без милосердия — просто потому, что он «не успел спрятаться». Его свет — это свет беспристрастного обнажения, в котором нет места личной тайне.
«Две молчащие рыбы об лёд»: Центральная метафора состояния сознания под Луной. Рыбы — символ глубины, подсознания, молчания. «Об лёд» — создаёт образ скольжения по границе двух сред: сознательного и бессознательного, яви и сна, жизни и небытия. Это движение («несёмся вперёд») немое, призрачное, но отчаянное. Герой и Луна становятся парой этих рыб — со-участниками немого полёта.
«Что двенадцать уже без пяти…»: Финал, обрывающийся на полуслове. Это указание на время — 23:55, пять минут до полуночи, мистического рубежа. Но фраза «Не сказать и не произнести…» делает время не внешним фактом, а внутренним, невыразимым ощущением приближения к некоему пику, кульминации ночного путешествия. Это момент, когда словесное сознание окончательно отключается, остаётся лишь чистое, безвременное переживание движения в тайне.
3. Структура и интонация: путь от ритуала к растворению
Ритуал (первые 6 строк): Описание сознательного действия («включать луну»), его мотивации. Интонация — волевая, заговорная.
Контраст (следующие 4 строки): Описание дневной альтернативы. Интонация становится констатирующей, почти отстранённой, описывающей чужой, враждебный закон.
Погружение (последние 6 строк): Возвращение к ночному состоянию. Интонация меняется на медитативную, звукописную («серебрится мелодия»). Образы становятся текучими, метафорическими («рыбы об лёд»). Финал — обрыв, погружение в немоту и невыразимость пред-сновного состояния.
4. Философский смысл и связь с поэтикой Ложкина
Стихотворение раскрывает важнейшую для Ложкина тему: поэт как существо ночи. Подлинное творчество, «прикосновение к тайнам», возможно только в пространстве сокрытого, в диалоге с лунарными, иррациональными силами. Солнце с его беспощадной ясностью — это мир «украденных фейсов» и «незатейливых встреч» из предыдущих текстов. Ночь же — пространство «говоруна», где сознание, отключившись от внешнего, обретает способность к немому, стремительному движению вглубь себя («две рыбы об лёд»).
Это поэтика сознательного выбора маргинальности. Герой не страдает от бессонницы — он культивирует её как состояние высшей ясности. Луна для него — не символ меланхолии, а сообщница, двигатель. В этом тексте Ложкин приближается к традициям романтизма (ночная сторона души) и символизма (луна как врата в инобытие), но даёт этому собственную, лишённую пафоса, почти бытовую форму: включить луну, как лампу, и отправиться в путь к неизречённому, к «двенадцати без пяти».
Заключение
«Всегда, отходя ко сну…» — это стихотворение-заклинание и стихотворение-путешествие. Ложкин создаёт образ ночного сознания, которое, отказавшись от солнца правды факта, обретает более глубокую истину — истину молчаливого со-движения с тайной. Ценность текста — в его удивительной способности выразить активный, волевой характер внутренней жизни, где сон — не бегство, а трудное плавание к истокам, а время до полуночи — самое важное время суток, последний рубеж перед полным растворением в мелодии серебристого света.
Бри Ли Ант 06.12.2025 15:14 Заявить о нарушении