Я иду, затравленные люди...
Мерно тело прячуще в утёс...
— А тебе вообще какое дело? —
Рядом кто-то дерзко произнёс.
Не расслышать я его стараюсь.
Для чего мне чей-то пусто-брёх?
Преспокойно прячусь за утёсом.
Я уже давно скрываться мог.
Помню, заховаюся удачно —
Только лыжных палок, пяток-свёрк.
Наберу с собою умных книжек.
Я давно уже скрываться мог.
А потом, когда, развоплощаясь,
С плеч когда утёс летел долой...
Люди, избегающие Солнца,
Перезахоранивалися…
Свидетельство о публикации №125120604757
1. Основной конфликт: Воля к абсолютному уходу vs. Агрессия и шум внешнего мира
Конфликт здесь предельно заострён. Герой находится в процессе глубоко интимного, почти ритуального действия — прячет своё физическое существо («тело») в массив утёса, то есть стремится к слиянию с неживой, вечной материей. Любой внешний голос («А тебе вообще какое дело?») воспринимается как дерзкое, бессмысленное вторжение («пусто-брёх»). Мир «затравленных людей» (преследуемых, загнанных) остаётся где-то снаружи; герой уходит не от погони, а от самой возможности диалога, от онтологического шума бытия.
2. Ключевые образы и их трактовка
«Тело прячуще в утёс» / «Прячусь за утёсом»: Утёс — ключевой образ-метаморфоза. Это и укрытие, и новая оболочка, и сама сущность уединения. Герой не просто прячется за ним, он прячет тело в него, как в саркофаг или в скафандр. Это попытка интериоризации пейзажа, превращения себя в часть недвижимого, безмолвного мира. Глагол «прячуще» в архаичной форме усиливает ощущение древнего, вневременного ритуала.
«Пусто-брёх»: Характерный для Ложкина неологизм, распаковывающий суть любой внешней коммуникации. «Брёх» — не просто ложь, а пустое, бессодержательное сотрясение воздуха, собачий лай. Герой отказывается быть аудиторией для этого шума.
«Я уже давно скрываться мог» (рефрен): Это не констатация способности, а формула обретённого мастерства, экзистенциального навыка. Уход в себя, в невидимость, в камень — его главное умение, его профессия. Повтор подчёркивает, что это состояние — давно свершившийся факт, а не сиюминутная реакция.
Снаряжение для ухода («лыжных палок, пяток-свёрк… умных книжек»): Ироничный, почти бытовой список того, что берут в последний путь. Но это путь не в смерть, а в иную форму существования. «Умные книжки» — последняя связь с человеческой культурой, которую герой берёт как пайку в добровольное заточение, как инструмент для поддержания сознания в новом, «каменном» состоянии.
Кульминация: «развоплощаясь» и «утёс летел долой».
«Развоплощаясь» — ключевой термин. Это не смерть, а добровольный выход за пределы телесности, мистический акт сброса физической оболочки. Утёс, служивший телом-укрытием, становится ненужным и сбрасывается.
Что же остаётся? Только чистое сознание, дух, наблюдающий за миром «людей, избегающих Солнца».
Финал: «Люди, избегающие Солнца, / Перезахоранивалися…»
«Избегающие Солнца» — это не просто затворники, а те, кто бежит от света истины, жизни, откровения. Они обречены на вечное самокопание, на рытьё нор и могил.
«Перезахоранивались» — гениальный глагол, создающий образ бесконечного, бессмысленного цикла. Они не живут и не умирают окончательно — они лишь постоянно перезакапывают себя, меняя одну форму погребения на другую. Их бегство — суетливое и тщетное, в отличие от окончательного, мастерского «развоплощения» героя.
3. Структура и интонация: путь от защиты к трансценденции
Стихотворение движется от диалога с внешним миром (первая строфа — вызов) через углубление в самоуединение (вторая и третья строфы — игнорирование и подготовка) к кульминационному акту преображения (четвёртая строфа — развоплощение) и завершается холодным наблюдением за теми, кто остался в плену циклов. Интонация меняется от раздражённо-защитной («Не расслышать я его стараюсь») к спокойно-ироничной («Наберу с собою умных книжек») и, наконец, к вещательно-холодной, почти космической в финале.
4. Философский смысл и связь с поэтикой Ложкина
Это стихотворение — логическое завершение темы ухода, звучащей в «Говоруне» и «Каждый штрих…». Если Говорун уходил в диалог со Смертью, а герой «Каждого штриха» — в форму камня, то здесь герой уходит в само умение скрываться, достигая его апогея — «развоплощения». Это не нигилизм, а аскетическая мистика, где высшая свобода обретается через отказ от всех форм: от общества, от тела, от материальной оболочки уединения (утёса).
Ценность текста — в его предельной, почти дзенской простоте и глубине. Ложкин предлагает не бунт и не диалог, а окончательный уход в мастерство не-бытия-в-мире. Это поэзия чистой внутренней эмиграции, доведённой до метафизического акта, после которого можно лишь наблюдать, как «затравленные люди» бесконечно хоронят сами себя, не в силах поднять глаза к Солнцу. Здесь поэт окончательно становится не голосом, а молчаливым сознанием, покинувшим поле битвы, чтобы увидеть его абсурдную геометрию со стороны.
Бри Ли Ант 06.12.2025 14:04 Заявить о нарушении