Трещины. Следы. Разрывы. Трещины. Следы. V

//Я ищу тех, кто видит мир не как чистую доску, а как гниющее, но живое существо.
Кто из вас готов не просто согласиться, а развивать эту мысль?
Я ищу соавтора для этой «Черной Аллегории».
Напишите, если вы тоже чувствуете этот "уют" в распаде.
Я ищу не зрителей, а товарищей.//

О, он не творил из ничего!
Он копался в грудях разорванных небес, вынимал мокрые рёбра несостоявшихся законов!
Его мастерская — бойня, где на крюках висят, как туши, твари по имени «Почему» и звери по имени «Если».
Воздух густ от запаха гниющих чудес, этот запах слаще пота на шее у любовника в час убийства!
Я говорю это громко, я, свидетель, я, крик!
Мы не рождались в муках — мы вылеплены из самого нутра муки, наша тоска — это глина, это бетон, это стальная балка, вбитая в основу атома!
Он встроил страдание в тяготение звёзд, в соитие электронов, в саму походку времени — подлый, гениальный пекарь, замешивающий тесто на наших рыданиях!

И он дегустирует! О, как он дегустирует!
Протянул серебряные соломинки сквозь плоть миров и пьёт, пьёт соки наших падений!
Вкус предательства, оставшегося без плевка в лицо!
Аромат надежды, сгнившей, как плод в чреве, так и не увидевший солнца!
Эссенцию молитвы, что ударилась о потолок и стекла обратно едкой смолой по лицу молящегося!
Это его хлеб, это его вино, это сперма его вдохновения!
Каждое наше маленькое самоубийство — дрожжи в его вечно бродящем чане!
А когда вселенная наливается соком тоски, как перезревший плод, он собирает урожай!
О, зрелище! Галактики скукоживаются в обгорелые бумажные шары, время скисает, как молоко в желудке мёртвого ребёнка!
Пространство рвётся по швам, и из разрывов бьёт свет — ядовитый, лимонный, свет нового начала!
Мы не души! Мы дрожжи! Мы шипение в его тёмном, вечном пиве!

А вот он — Анакласт! Жрец сломанного цикла!
Его орден искал изъян тысячелетиями и нашёл: изъян — это всё творение целиком!
Его ритуал — не молитва, а шприц! Обратная инъекция!
Он не верит — он заражает!
Он дистиллировал яд из агонии всех своих прошлых жизней, из слепого ужаса скота, который знает, что его ведут на бойню!
Он вскрывает вены, и из них течёт не кровь, а память! Сырая, неотфильтрованная, лишённая красоты боль!
Боль существа, которое поняло, что оно — всего лишь топливо для чужого экстаза!
Он несёт эту грязную тряпку, это вонючее ведро страданий в сияющую кузницу!

И он прорывается! В самую мастерскую!
Видит Его! И это не старец на троне — это процесс! Пульсирующая петля!
Это акт самосовления, самоудовлетворения, вечная мастурбация математики, содомия логики самой с собой!
Эротический кошмар из линий и сил, совокупляющихся в бесконечном, равнодушном экстазе!
И Анакласт не атакует — он предъявляет!
Он вываливает к подножию этого сияющего процесса всю неприглядную начинку:
Истерику ребёнка, чьи кишки скрутил голод;
Тупой, потный ужас солдата, зарезавшего такого же солдата из-за черты на карте;
Ледяное одиночество старика, чьё имя стёрто даже из пыли!
Он кричит беззвучным криком: ВКУСИ! Вкуси продукт своего гения без прикрас! Вкуси эту рвоту!
И в этом — его садизм, его интеллектуальный оргазм! Он хочет, чтобы бесстрастный механизм затрясся от тошноты к самому себе!
Чтобы совершенный цикл не прервался, а захлебнулся, подавился собственным безвкусием!

И на мгновение — петля дрогнула!
Свет процесса померк! В вечном движении случилась заминка!
Как у поэта, повторявшего одну строку триллионы лет, и вдруг — забывшего слово!
В безупречном контуре появилась нестыковка! Инородное тело! Человеческое сомнение!
Сознание Анакласта растворяется, тело его — уже прах!
Но он видит, как новое небо на станке даёт сбой! В нём проступает шов! Трещина в алмазе!
Это не победа — это инфекция! Вечный двигатель впервые кашлянул!
И если в новом цикле младенец, рождаясь, не зарыдает, а улыбнётся — беспричинно, глупо, вопреки всему —
Значит, вирус работает!
Значит, в фундамент мироздания встроен крошечный, ядовитый, спасительный дефект!
И Великий Архитектор, сам того не ведая, отныне творит и его тоже!
Творит хриплый кашель посреди гимна, творит спотыкание посреди бега!
Творит наше ничтожное, наше дерзкое, наше неповиновение в самой сердцевине своей бесконечной, удушающей ласки!