Застыл в гортани горький ком
Смешались стыд и пустота.
Ей каждый миг был как излом,
Как будто пройдена черта.
За окнами шумела жизнь,
Спешили люди по делам.
А здесь — жестокий механизм,
Что душу рвёт напополам.
Никто не видел, не узнал,
Как гаснет в ней живой огонь.
Лишь холод тела ощущал
Его потливую ладонь.
И в этой тягостной тиши,
Где болью воздух напоён,
Она молила: «Не дыши,
Не чувствуй, это просто сон».
Но сон не шёл, и явь была
Острей заточенных ножей.
Она себя ему дала
За право есть, за право два
Прожить ещё голодных дня,
Не пав на городское дно.
И, молча прошлое кляня,
Пила униженно вино.
А он, закончив ритуал,
Оставил банковский билет.
Он цену телу назначал,
Не видя душу сквозь лорнет.
Он встал, поправил свой пиджак,
Чужой, брезгливый, ледяной.
И каждый выверенный шаг
Звенел над ней, как над виной.
Закрылась дверь. И тишина
Ударила, как молот в сталь.
Она осталась здесь одна,
Глядя в зеркальную печаль.
И тело — больше не её,
А вещь, измятая в руках.
И память — острое копьё,
Что будит первобытный страх.
Но где-то там, на самом дне,
Где стыд отчаянье сковал,
Рождался голос в тишине,
Что к жизни заново взывал.
Свидетельство о публикации №125120505329