Глава 11 Диагноз

    Мне плохо уже так долго, что я потеряла счёт дням. Сколько я такая - день, два, неделю? Мама всё это время ищет нужного врача. Недавно она нашла группу, где много-много таких же как она, неравнодушных к таким как я. Там есть настоящие, профильные, хорошие доктора, которые консультируют по переписке в свободное от основной работы время. Там могут помочь!

    Нашлись люди, которые подсказали, что, как и куда писать. Мама объяснила ситуацию и мне, наконец-то, поставили диагноз. Он обозначается непонятными аббревиатурами АГ или ОГМ - я думаю, это чтобы было не так страшно слышать, как, например, "опухоль головного мозга" или "аденома гипофиза", которые они обозначают...
     Мама снова капает солёным. Но хотя бы не так горько - появилась надежда.

    Отыскались добрые люди, благодаря помощи которых, Маму проконсультировал в крысиной группе настоящий крысиный врач, наконец, назначивший мне лечение! Первое время у меня плохо получалось есть и пить. Каждое утро Мама брала меня, сажала на колени, и кормила из лично выделенной мне мисочки, специально заваренной для меня питательной детской кашкой. В ней она прятала несколько видов противно-горьких лекарств, подмешивая то мясное пюре для малышей, то банан, то печенье. А я только тыкалась в неё своей не слушающейся от боли мордочкой и размазывала всё по своей поредевшей шёрстке на груди и по Маминой одежде. Вступала туда своими ослабшими лапками... Поэтому мама начала кормить меня из шприца. Сначала меня это сильно пугало и от этого ничего не получалось. Но потом мы научились справляться и мне даже понравилось кушать из тонкого носика инсулинового шприца без иглы - всё-всё попадает в рот и совсем ничего не вымазывается! Пить у меня так и не получалось. Из-за таблеток, убирающих отёк шишки в моём мозгу, я часто писалась и теряла катастрофически много жидкости и веса. Чтобы хоть как-то это исправить, Мама наводила мне кашку пожиже, разводя её то кипячёной водой, то растительным молоком. Со временем мне стало легчать и я уже встречала Маму у прутьев, почти как прежде. Я снова стала залезать на полочку и в гамачок, пыталась бежать на выгуле. Пусть не так ловко и быстро, но это была наша маленькая победа!

    Мама снова немного выдохнула и повеселела. Казалось, самое страшное уже позади! Ура! Но это была только иллюзия. Впереди были новые испытания на прочность - первые для нас двоих уколы, Мамиными трясущимися от страха за меня руками, в мою несчастную, исхудавшую от болезни, попу; первые "качели" самочувствия - когда любые изменения погоды или магнитного фона Земли приводили к резкому и ощутимому ухудшению. День было терпимо, день невозможно - так и жили. Зато мы с Мамой проводили вместе очень много времени - со стороны казалось, что все двадцать четыре часа, семь дней в неделю! Мама занималась домашними делами со мной на руках, пока я спала после лекарств - ела сама и кормила остальных членов семьи, занималась уборкой, выгуливала ничего не понимающих девчонок. А вечером ложилась на диван, клала меня себе на грудь, туда, где сердце, и накрывала нас пледом, оставляя снаружи только мой нос, чтобы хоть немного согреть моё, совсем переставшее держать тепло, тельце. Так мы совместно смотрели сериалы и читали новости - я успокаивалась под стук Маминого сердца и, обессиленная, дремала, Мама успокаивалась, когда я, согреваясь, засыпала, уткнувшись носом в её шею. Это были одни из самых прекрасных ощущений в моей жизни! Похожие на те, когда я, маленькая слепая и беспомощная, лежала под тёплым брюшком своей родной крысомамы...

     Шли дни и недели, мне становилось то лучше, то хуже. Мне то добавляли, то убавляли дозировки таблеток и правили схему приёма. Было одно лекарство, без которого я не могла обходиться, но при упоминании которого я теряла чувство самообладания - это было самое горькое и противное на свете обезболивающее! Его не могла замаскировать никакая самая вкусная еда, поэтому Мама давала мне его в середине приёма пищи, чтобы потом я могла закусить его чем-нибудь более приятным. Каждый раз, когда я слышала его название, я возмущённо топала, скреблась передними лапками и очень выразительно смотрела Маме в глаза. Но это была жизненная необходимость, и, как бы ни было Маме меня жалко, ей приходилось насильно вливать его в меня из такого же шприца, что и еду. Если ей это удавалось, я вытирала свой несчастный горький рот об её одежду и чистую тряпочку, которую она стелила под меня на колени для этих целей. Слава крысиным богам, хоть уколы на таблетки поменяли! Таблетки оказались почти безвкусными и я почти не замечала их присутствия в еде, а попа от иголок побаливала ещё долго!..

    Я слышала, как Мама говорила своей Человеческой дочери, что я болею так уже целых три месяца, и что она очень рада, что я оказалась такой сильной. Спасибо, Мама, я тоже рада, что я до сих пор с вами!..