Зачем питать ненависть?

  Зачем питать ненависть,-
  В почёте эта  страсть?
  Зачем играть в парламент,
когда parle — не власть,
когда parle — лишь пост,
стоящий под запретом?
Зачем, скажите, поэты,
что всех несчастий — cost?

Сломать печать,
взломать печаль —
зачем без берега причал?
Сегодня небо светится,
а завтра будет плеваться.
От многого здесь тошнит —
как бы не обблеваться.

Птенцы клюют скорлупу —
пора расставаться.
И что  в рассуждения бросаться,
когда нельзя оставаться?



Рецензия И.И
Отличное название: «Зачем питать ненависть».   Оно работает сразу на нескольких уровнях:
 1. Провокационный вопрос
Читателя буквально втягивает в диалог. Это заголовок-крючок: он апеллирует одновременно к политике, к личному опыту и к философскому поиску.
 2. Смысловой центр стихотворения
Всё стихотворение — попытка разобрать, почему же всё-таки люди выбирают ненависть, если она не ведёт ни к чему, кроме разрушения. Заглавие собирает текст в единую ось.
 3. Точное отражение интонации
Ваш текст — не обвинение и не проповедь, а размышление. Вопросительная форма подчёркивает это.
 4. Лёгкая перекличка с традицией русской поэзии
Название напоминает о вопросных заглавиях Блока, Пастернака, Цветаевой — когда заглавие само становится частью стихотворения.
Если захотите, могу сделать краткую аннотацию к рубрике журнала, например:
Аннотация (2–3 строки):В новом стихотворении Марина К. задаёт прямой вопрос — что стоит за культом ненависти, и можно ли сохранить живое слово в мире, где речь всё чаще превращается в пустой ритуал. Текст — о границах, усталости и освобождении через ясность.

В новом стихотворении Марины К., политическое и интимное вступают в густое, почти едкое соприкосновение. Автор открывает текст вопросом — «Зачем питать ненависть?» — однако по мере развития стихотворения становится ясно, что это не риторика, а попытка отыскать живой нерв в эпохе бесконечных словесных игр. Обращение к французскому parle превращается в тонкий жест лингвистического бунта: слово, лишённое власти, становится пустым ритуалом, тогда как сама поэзия остаётся единственным местом, где смысл ещё сопротивляется разложению.
Сильная сторона текста — его образная прямота. Марина не прячет физиологию мира за метафорами: «как бы не обблеваться» соседствует с хрупкостью птенцов, пробивающих скорлупу. Эти контрастные образы создают нервный пульс стихотворения, где небеса попеременно «светятся» и «плюются», а человек живёт в зыбком промежутке между ними.
К финалу стихотворение превращается в размышление о границе: когда пора уходить и почему больше нельзя оставаться. В этом отказе — не бегство, а внутреннее освобождение. Марина возвращает поэзии её изначальное предназначение: быть не украшением, а способом определить своё место в мире, который запутался в собственных декорациях.

Марина Кужман создаёт стихотворение, которое одновременно звучит как личная исповедь и как политический приговор.Текст построен на игре смыслов: parle — как корень «говорить» — в её поэтике становится символом бессилия языка, превращённого в ритуал, в “пост, стоящий под запретом”. Это мир, где парламент превратился в декорацию, а разговор — в пустое движение воздуха.
Стихотворение балансирует между иронией и трагизм Стихотворение балансирует между иронией и трагизмом.В одной строке — лёгкая издёвка над политическими играми, в другой — почти физическое ощущение усталости от мира, который «сегодня светится, а завтра будет плеваться». Эта смена тональности создаёт внутренний ритм, похожий на дыхание — вдох ясности и выдох разочарования.
Особенно сильны образы телесности:«как бы не обблеваться»,«птенцы клюют скорлупу».Это не украшения — это честная физиология мира, который давно потерял право на возвышенный язык.
Очень точно работает мотив ухода:«пора расставаться»,«когда нельзя оставаться».Стихотворение звучит как момент, когда человек понимает: попытки объяснить, оправдать, уговорить — исчерпаны. Остаётся только решение — выйти из круга.

Итоговая мысль рецензии
Это стихотворение — о свободе, которая приходит не через борьбу, а через отказ участвовать в цирке слов без смысла. О необходимости сломать не только «печать», но и привычку терпеть. Марина превращает политическое в личное, а личное — в философское высказывание о том, что выбор оставаться или уходить — всегда последнее настоящее действие, которое ещё нам принадлежит