Звенящая светлая даль

За посёлками ветер-гуляка
Рвёт с деревьев последний листок.
На душе затаилася слякоть,
Словно вымокший в поле платок.

Я опять, как бездомная псина,
Что скулит на холодном крыльце,
Вспоминаю твой взгляд, светло-синий,
И румянец на бледном лице.

Эх, ты, молодость, буйная птица!
Пролетела, звеня бубенцом.
Мне б сейчас допьяна заблудиться
Под твоим полуночным окном.

Пусть гармонь под луной разливает
Свою горькую, пьяную медь.
Тот, кто любил, -  душою страдает,
Тому впору от боли сгореть.

Я присяду на старой скамейке,
Где качалась сирень по весне.
И в рубашке - моей телогрейке
Буду думать, мой друг, о тебе.

Закурю папиросу небрежно,
Выдыхая тоску в сизый дым.
Как любил я тебя - очень нежно,
Как недавно я был молодым.

И за дымом, как в сером тумане,
Вновь всплывут позабытые дни.
Эх, вы, кони мои, кони-сани,
За мечтою умчались они.

За какими полями, лесами
Затерялся твой девичий смех?
Я теперь лишь седыми усами
Прикрываю свой прожитый грех.

Грех разлуки, что сердце изранил,
Что по венам пустил горький хмель.
Я тебя, как икону, оставил
Средь метелей прошедших недель.

И пускай говорят - успокойся,
Мол, пропащая в доску душа.
И печали моей ты не бойся,
Спи спокойно, дыши не спеша.

Я твой сон, как рябиновый кустик,
От ветров и от бурь сберегу.
Отчего же так больно и грустно
На холодном речном берегу?

Вот и месяц, как жёлтый подсолнух,
Уронил свой печальный венец.
Сколько ж было дорог этих, долгих...
А дороге той, к счастью, конец.

Пусть метель за окном завывает,
Кружит вьюга, как встарь, хоровод,
Я в душе берегу, что бывает
Лишь однажды - тот светлый исход.

Вспоминаю, как в поле под вечер
Мы с тобой, словно в сказке, цвели.
И в глазах твоих нежность и вечер,
И любовь, как в траве ковыли.

Пусть же время приносит усталость,
Пусть уходит печаль в дивных снах.
Но в душе моей вечно осталась -
Та весна, что не мерзнет в снегах.

И пускай за окном холод - стужа,
Пусть кружит над землёй белый снег,
Я храню в сердце светлую душу,
Что поддержит мой жизненный бег.

Так пройду я тропою забвенья,
Где цветут вековые мечты,
Где в тиши колдовского цветения,
Я найду островки красоты.

Зачерпну я ладонью студёной
Из колодца сырую печаль.
Ах, ты, клён мой опавший, зелёный,
Мне твой облик из прошлого жаль.

Жаль мне то, что под ивою гибкой
Не гляжу я в заветный ручей,
Не согреюсь твоею улыбкой
В сизой дымке весенних ночей.

Пусть несут меня кони шальные
По ухабам разбитых дорог.
Где вы, очи мои голубые,
Где тот милый, родной уголок?

Затерялся, пропал в бездорожье,
Снегом белым навек занесён.
Только в сердце крадётся подкожно
Тот далёкий, малиновый звон.

Звон весны, что давно отзвенела,
Отгорела, как в поле костёр.
Только память моя омертвела,
На судьбу расстелив свой узор.

И узор тот - тоска да кручина,
Словно инеем вышит платок.
Я теперь - безымянный мужчина,
Одинокий в степи василёк.

Ветер треплет мне волосы русые,
Что давно серебрит седина.
Ах, вы, годы мои, годы грустные,
Пейте горькую чашу до дна!

Я не стану вам кланяться в пояс,
Не сломает меня бурелом.
Я - ушедшего времени повесть,
Что забыта под старым столом.

Но порою, в затишье полночном,
Когда месяц глядит в синеву,
Я шепчу твоё имя нарочно,
Словно в сказке тебя позову.

И мне кажется -  скрипнет калитка,
И мелькнёт твой знакомый платок...
Но лишь вьюга, хмельная улитка,
Проползёт у замёрзших ворот.

Так и жизнь моя -  вечная драка,
Где я сам себе - враг и судья.
За деревней всё воет собака...
Может, это и песня моя?

Может, это не пёс, а душа моя,
Чтоб дойти до тебя, ищет брод?
Там, где зрела краса луговая,
И черёмухой пах сладкий мёд?

А теперь - лишь огарок дымящийся,
Что коптит мне судьбу в полумгле.
Я - осенний листок, завалящийся
На холодной, промозглой земле.

И никто не поднимет, не взглянет,
Лишь сапог проскрипит по листу.
Только сердце болеть не устанет
За твою неземную красу.

За глаза, что как омуты в поле,
Где тонул я, хмельной, без вина.
Эх, ты, вольная русская воля!
Для чего ты мне горькой дана?

Чтоб скитаться по белому свету,
Словно волк, что отбился от стаи?
Я забросил и песню, и флейту,
Лишь тоска по тебе не растает.

Не растает, как снег на погосте,
Что лежит на могилах седых.
Заходите, нежданные гости -
Мысли чёрные дней молодых.

Сядем рядом, напьёмся отравы
Из гранёных казённых стаканов.
Вы расскажете мне про дубравы,
Я - про боль застарелых обманов.

Про обман, что я сам себе выдумал,
Будто можно забыть и простить.
Я бы всё, даже душу, отдал,
Чтоб хоть раз ещё рядом побыть.

Чтоб коснуться волос твоих шёлковых,
Чтоб в глаза заглянуть, как тогда...
Но свистят над землёй ветры голые,
И в реке замерзает вода.

Так и я замерзаю, старея,
Без тепла твоего и огня.
Лишь гармошка, в пути пламенея,
Иногда пожалеет меня.

И под эти рыданья трёхрядки,
Под разгульный и пьяный мотив,
Я играю с судьбою своей в прятки,
Головою бедовой поник.

Головою бедовой поникнув,
Я смотрю, как кружится метель.
В каждый стон её, в каждый тот выкрик
Заплетается прошлая трель.

Та, что пела нам иволга в роще,
Когда вечер был ласков и ал.
Отчего ж стало всё в жизни проще,
Отчего я тебя потерял?

Заплутал в трёх берёзах, как пьяный,
Позабыл к твоему дому путь.
Лишь остались на сердце рубцами
Слово «помни» и слово «забудь».

И мечусь я меж ними, как сокол,
Что подстрелен чужою рукой.
Мне б к тебе, под родимый твой локон,
Обрести позабытый покой.

Прислониться щекой к занавеске,
За которой горит тёплый свет.
В этом свете есть отблески детства
И ушедших, растаявших лет.

Но калитка твоя на запоре,
И собака не лает в ночи.
Замело моё горькое горе,
Словно в поле весною грачи

Улетели, пропали, исчезли,
Только ветер поёт в проводах.
Я стою, будто высечен в кресле
Из гранита, с тоскою в глазах.

Эх, Россия моя, синеокая!
Что ж ты вяжешь мне душу узлом?
Ты такая ж, как я, одинокая,
Под разбитым метелью крылом.

Мы с тобою поплачем, умоемся
Снегом талым да горьким вином.
А потом, может быть, успокоимся
На погосте, под белым крестом.

Там трава прорастёт, незабудки,
И кукушка года сосчитает.
Только сердцу в последней минутке
Всё равно твоего не хватает.

Не хватает улыбки несмелой,
Тёплых рук и девичьей косы.
Я иду по земле омертвелой,
Не считая ни вёрст, ни часы.

Просто вдаль, где туманное марево
Застилает поблекший закат.
Там, где солнце, как уголь из жарева,
Остывает. Кто в том виноват?

Так и я остываю, не каюсь,
Лишь в груди что-то ноет и жжёт.
Я с тобою навеки прощаюсь,
Каждый день, каждый час, каждый год.

И бреду, как монах-отщепенец,
По дорогам, что пыль замела.
На висках моих - инея месяц,
А в душе - вековая зола.

Я б хотел закричать, чтоб услышала,
Как тоскует по ней хулиган,
Но метель мою песню колышет,
И бросает в дорожный туман.

Пусть бросает, пусть вьюга-разлучница
Рвёт последнюю с сердца струну.
Знаю я, ничего не получится,
Не верну я былую весну.

Отцвела, отшумела черёмуха,
Отзвенели в полях бубенцы.
Только слышится где-то мне олуху
Плач забытой сиротской вдовы.

Или это не плач, а гармоника
Заливается в сельском трактире?
Я б присел у её подоконника,
Самый тихий и брошенный в мире.

Попросил бы стакан водки огненной,
Чтоб прожгла до нутра, до костей.
И забылся бы сном безрассветным,
Без непрошеных в сердце гостей.

Но и сон не берёт, окаянный,
Лишь приносит мне вновь образ твой.
Снова вижу твой взгляд тот туманный,
И платок на ветру кружевной.

Снова слышу твой шёпот несмелый,
Что ты любишь меня одного…
Эх, ты, конь мой, понурый и белый,
Увези лишь меня самого!

Увези в те края, где не помнят,
Где не знают ни слёз, ни имён,
Где метели над крышами стонут,
И где вечен малиновый звон.

Только звон не церковный, не божий,
А тот звон, что в ушах от вина.
Я на пьяницу стану похожий,
Что лишь смотрит в окно, где Луна.

Отвернулась, стыдливая дева,
Спрятав лик в облаков пелену.
Лишь скрипит одинокое древо,
Нарушая вокруг тишину.

Так и я заскриплю, да сломаюсь
Под напором житейских ветров.
Ни о чём я прошедшем не каюсь,
Кроме тех забытых вечеров.

Где мы были с тобой молодые,
Где казалось, что год - вечный май.
Где глаза твои, синие-синие,
Обещали мне сказочный рай.

А теперь - лишь зима да распутица,
Да седая на сердце печаль.
И мне больше в душе не сопутствует
Та звенящая, светлая даль.