Тютчев - Рубцов 2

Тютчев - Рубцов
(продолжение)

  Прошлое имело особую власть над Тютчевым. Слово «былое» в контексте его поэзии одно из краеугольных. «Нет ничего более человечного в человеке, чем… потребность связывать прошлое с настоящим», - говорил он. В его поэзии «тайное свечение» прошлого касается и его личной жизни, и истории России, выдающихся личностей, мира античного, политических событий… Тютчев остро чувствовал цепь времён и как поэт, и как дипломат, политик. Если достаточно бегло перечесть его томик стихов, то его отношение к «былому» может показаться двумерным: от полного растворения, забытья в «пыли веков» до остро ощутимого присутствия его здесь и сейчас. На самом деле, конечно, чувствование Тютчевым «достославностей былых» куда многомерней, объёмней двух полюсов, сложней и глубже… Это касается и его удивительно объёмной переписки, статей, живых высказываний, записанных его современниками.
  Рубцов – уверен! – пытливо вчитывался сердцем в обаяние и трагизм стихотворений Тютчева, где былое высказывало себя, где жизнь и смерть, настоящее и прошлое (да и будущее) переплавлялись одно в другое.
  Может быть, именно стихотворения Тютчева, обвеянные позолотой времени, духом былого, и питали одно из самых сильных направлений лирики Рубцова. Как много, например, взято современником из такого вот тютчевского шедевра:

Тихо в озере струится
Отблеск кровель золотых,
Много в озеро глядится
Достославностей былых.
Жизнь играет, солнце греет,
Но под нею и под ним
Здесь былое чудно веет
Обаянием своим.

Солнце светит золотое,
Блещут озера струи…
Здесь великое былое
Словно дышит в забытьи;
Дремлет сладко, беззаботно,
Не смущая дивных снов
И тревогой мимолётной
Лебединых голосов.

  Нельзя не увидеть со всей очевидностью в этих пленительных строчках Тютчева одну из сильнейших сторон лирики Николая Рубцова – его неустанное обращение к «достославной старине». Это чувство – стержневое в его поэзии. В книге «Тихий голос великого народа…» я писал: «Обращение поэта к «тайне древнейших строений и плит» давали его душе чувство исключительной гармонии. У меня стойкое ощущение, что прикосновение к истории родины лишало поэта состояния тревоги, смятения. Обращение к древности всегда почти высветляло его душу. Я выскажу, может быть, крамольную мысль: внутреннее, духовное житие поэта по-настоящему проходило за «дымными веками».
  Сейчас мелькнуло: ведь родина Ф. Тютчева – Овстуг, в четырёх километрах от которого находился древнейший городок Древней Руси – Вщиж, стёртый весной 1238 года войсками Мамая. А Николай Рубцов, мы помним, задумывал поэму о Чингисхане.
  Читал ли, не читал это тютчевское стихотворение Рубцов наизусть, я не знаю, но уверился вполне, что оно неоднократно перечитывалось поэтом и вошло в плоть и дух его лучших творений: «Старая дорога», «Ферапонтово», «Гуляевская горка», «Душа хранит», «Видения на холме», «Подорожники»…
  Наверное, к таким же базовым, формирующим исподволь сам дух лирики Н. Рубцова можно отнести и этот шедевр его любимого поэта:

В небе тают облака,
И, лучистая на зное,
В искрах катится река,
Словно зеркало стальное…

Час от часу жар сильней,
Тень ушла к немым дубровам,
И с белеющих полей
Веет запахом медовым.

Чудный день! Пройдут века –
Так же будут, в вечном строе,
Течь и искриться река
И поля дышать на зное.

  И опять я говорю не о формальном следовании Тютчеву – говорю о первозданности поэзии Н. Рубцова. Прочитайте вслед строфы его «Старой дороги»!
Но мы ещё вернёмся к ней по другому поводу…
(продолжение следует)