Все умерло. Даже деревья скорчили рожицы

Все умерло. Даже деревья скорчили рожицы
Где посеяна рожь - теперь старицей поле выжжено.
Секундант не успел. Рядом труп. Пистолет прогремел неслышимо.
Где в любви билась дрожь - теперь только лишь пульс пониженный.

Я убью её, подохни ты сука дикая.
Она бьётся во мне, а я пинаю её ботинками.
Она лица меняет, а я отбиваю руками
Разрывает между страстью и моими слепыми мечтами.

Да не просто и что, слово «просто» к жизни не применимо.
Даже если сто раз мне придется выстрелить мимо.
Посижу возле храма - там будет моя обитель.
Там смогу сново быть, наконец то выкинув китель.

Запись стёрта. Кассета отдана на сохранение.
Чтобы её разьебали кувалдой и смыли невидимым временем.
Две дороги. Пути. Даже в странствии будет забвение.
Время смоет следы и память и прикосновения.

Я курю последние. Первые были в лете.
Я не помню, чтобы о табаке было написано в Ветхом завете.
Я не помню, чтобы больная любовь там значилась Богу нужной.
Но в кривых зеркалах даже истина будет послушной.

Закрывает мой ангел мне бренную, странную душу.
Я сажусь на коня - мой пегас расплавляет крылья.
Он ещё не погас, ожидание - великодушно.
Разгоняет на старте, ударяя копытами в рыла.

В вечность юность летит, снова к мягкой, как облако сути.
Позабыты пути - что остались - мы скоро забудем.
Чёрных душ, расплавляя алмазы во ртуть - мне больше не надо.
Я снимаю осаду и в патоку жизни ныряю.