Сезон мой, тридцать третий

               В тридцать три распят был ОН,
               Вдохновитель христианства.
               Тридцать третий мой сезон,
               Год бездушия и хамства.

    По Тверской летел я, как на крыльях,
    Счастлив был, как сорок лет назад*.
    Девять лет разлуки** стали былью,
    Снова  поступил я в свой театр***.

    Вдруг, под Долгорукого десницей,
    Мысль сдержала бег мой ретивой,
    Можно ль так от радости забыться?
    Ведь сгорел кормилец «ВэТэО»****...

    Да, о многом, что было забыто,
    Мне жестоко напомнили вновь,
    Холодность театрального быта
    И коварных дельцов нелюбовь.

    Я попал, будто камень в болото,
    Жижа мигом в круги собралась,
    Запыхтели, ворча, нечистоты,
    Зашипела зловонная грязь...

    Лбом пытался пробить я стены,
    Одолевать полусгнивший забор,
    Между мной и кулисами сцены
    Как трясина пролёг «глуходор».

    «Глуходор», - это слуги кощея,
    Стерегущие грязный «шатёр»,
    Помесь подлых гиены и змея,
    Режи-жор в юбке и дири-ссёр.

    Как убого прислужники врали,
    Отрепетировать роль не давали,
    Как лукаво всё сумели переврать,
    Чтоб Пенижека*****мне не играть. 

    Злобная, гноилась ненависть из глаз,
    На Дулиттла******состряпали отказ.
    Причину же нашли - не знаешь слов,
    Играть не будешь, «образ» не готов.

    Вместо меня парторг играл с тех пор,
    Тащила в комики его ушлая подруга,
    Я видел жуткий сценический позор,
    Беспомощен, но он актёр их круга.

    Ну что я мог на это им ответить?
    Здесь все дела решают в кабинете,
    Тут «образ» тем значимее и ярче,
    Чем ты нужнее, ближе и богаче.

    А я - дитя Советского Союза,
    И у таких как я совковое нутро.
    Не беспокоит нас алчности обуза,
    У нас одно богатство общее - метро.

    Так что на сцену меня не выпущали.
    Спектакли явно планомерно убывали:
    Ноябрь три, декабрь два, январь пустой...
    Кому-то неугоден творческий порыв мой.

    За что же там отвергнут я компанией сией,
    И почему не подхожу всем, как артельщик?
    Что возмущает их во мне? – Талант? Еврей?
    Или я – злостный «взносов» неплательщик?
   
    Но взятки подносить я абсолютно не умею,
    И, к счастью, средств свободных не имею.
    Вахтанговцы - учителя нас призывали:
    Всё отдавать, чтоб ликовали в зале.

    И зал ликует! Это так прекрасно.
    Улыбки. Смех. Порой оваций гром.
    У зрителей в глазах лучится счастье.
    Ты - властелин на сцене... Но потом...

    Но потом приходит будней суматоха, -
    Начальство равнодушно, как бревно,
    И как сыграли - хорошо ли, плохо,
    Им - наплевать, им это всё равно.

    Что ж, остаётся только горевать,
    Что тень кощея правит в оперетте,
    Не дали мне ироды на сцене ликовать
    В сезоне прощальном, тридцать третьем.

              *  22 июня 1965 я был принят в московский театр оперетты
            **  30 ноября 1996 уволился
          ***   1 сентября 2005 вернулся
        ****   ресторан Дома Актера ВТО
      *****   оперетта И.Кальмана «Марица»
    ******   мюзикл Ф.Лоу «Моя прекрасная леди»      
          
    3.03. – 9.05.2006 года