Жаль

Мне ангелы отдали признак мебели,
которые со мной ручными не были.
Они, смотря на жизнь мою, не плакали,
презрение их пахло тлёй и маками.
Подшёрсток вместе с липкой кожей задубел,
а хриплый рык из глотки перестал быть смел.
Рождённый без отца, лишённый матери
и оказавшийся не в яме – в кратере,
я воем дом того, кто выше, чествую.
Коль будку выбирать – я б выбрал тесную.

Я так всего боюсь – упал бы замертво,
но в теле нет ни одного параметра,
способного помочь мне в сохранении
начальной статики. Мой путь в течение
последних лет сопровождает скоп теней.
Спасать меня не будешь – просто пожалей.
Любого странника встречают гомоном
и говорят о нём как о поломанном,
семьи лишённом, более – отечества.
Покуда крыши нет, больной не лечится.

Бегу, пыхтя, по смявшемуся глобусу.
Сказать по правде, я стараюсь попусту,
поскольку лапы скоростью раздроблены.
Мечтаю оторваться от оскомины,
уйти от вкуса брошенности (это – медь).
Желание любви командует: терпеть.
Приговорён к усмешкам хвост пожизненно;
взгляд каждый можно уподобить тризне, но
я жив, хотя никто не беспокоится.
Смотрю на окна, где шумит бессонница.

Как будто бы из почвы резко выдернут
незрелым. Лёг – и жду, когда уж вытекут
все слёзы, обливая нос. Они – бесчисленны,
нагружены поверхностными смыслами.
Расшатанный и расколовшийся мой клык
боится тронуть то, чего твой взор достиг.
Господь подобен – так ли? – свету дальнему:
дорогу очищает. Но не жаль ему
нисколько нас. Вокруг меня – такие же,
как я. А ты – важнее. Так что вырежи

на шкуре зверя вычурные символы –
но жест твой будет не одобрен нимфами,
другими божествами. Слишком толстая
твоя броня. По чернозёму ползая,
достоинства зарыв, изъяны же отрыв,
не замечаешь сам, насколько ты фальшив.
Ты гладишь голову мою. В глазах читается
гнилой садизм – я не могу оскалиться.
Ударишь по лицу со всей жестокостью.
Я не обижусь, принимая полностью.