Санькины странствия. На вокзале. продолжение

На заснеженном вокзале,

Где-то рядышком с Сургутом,

Я стоял у стойки в баре,

Сером, грязном, неуютном.

Ночь окутала всю землю,

Вьюга выла за окном.

Я, промозглая душонка,

Баловал себя пивком.

Было скучно, одиноко.

Поезда проходят редко.

Украшала быт суровый

В вазе высохшая ветка.

Как она, пылая светом,

Сохранила жар земли?

Вся иссохшая, при этом

Так кричала о любви,

Что нахлынули вдруг чувства

Начал думать о былом.

О призвании, искусстве,

Позабытый вспомнил дом.

Равнодушная барменша

Смотрит строго, словно мать.

А на вид, так просто гейша,

Только очень хочет спать.

Говорить я с ней не смею.

Неудобно отвлекать.

Я, признаться, не умею

Сходу женщин покорять.

Не захватчик я по жизни,

Не могу нахрапом брать.

Мне, хотя бы для приличия,

Надо женщину узнать.

Говорить же о погоде,

Только время убивать.

Зародить бы мысль в народе:

Время надо охранять.

И лелеять его всходы,

По секундочке беречь.

Было б время у народа

Свою волюшку стеречь.

И тогда бы уж, наверное,

По-другому жил народ.

Не пускал во время скверну,

Стал бы времени оплот.

А барменша ведь устала.

Как её зовут? Прикинь,

На глазах стареет, пава.

А в глазах такая синь,

Что в её безбрежном море

Утонуло сто миров.

И невыплаканное горе

В основании основ.

Что-то их объединяет,

Эту женщину и ветвь.

Эти волны заставляют

Верить, думать, и беречь.

И они идут от дамы

И, стоящей в вазе, ветки.

Так навязчиво, упрямо

Целят в душу очень метко.

В этих волнах я купаюсь.

В них страдание и боль.

А страданьем исцелялись

Сотни душ.… И мы с тобой.

Растворились в этих волнах

Под холодное пивко,

Стаи мыслей моих чёрных.

Стало очень мне легко.

И от сущего безделья,

Начал думать и гадать:

С кем живёт такая пава,

Много ль может он ей дать,

А даёт видать не много,

Раз здесь пашет по ночам.

Взгляд осаживает строго;

Делать нечего бичам,

Заблудившимся в просторах

Этой чудненькой страны,

Исправляющей так споро

“ Заблужденья сатаны”

Да, такой красивой бабе

По столицам снег топтать.

Ей в самом бы Ленинграде

Ухажёров завлекать.

А она стоит за стойкой,

В этом сером захолустье,

Рядом с водкой и помойкой,

Господи, Иисусе!

Как такое допускают

Голубые небеса.

Видно, только черт и знает.

Да и есть ли ТАМ глаза?

продолжение следует.