Сказка с несчастливым концом

Давным-давно во мгле туманной
Средь сумрака стоячих вод
В скале, что спрятана от мира,
Убежище себе нашел злой чародей.
Его безудержную алчность
И силу темную в груди,
Где билось сердце черной масти,
Сравнить ни с чем мы не могли.
Но в сказках заведен порядок,
Который должно соблюсти
И непременно в книжке каждой
Героя храброго ввести.
Того, кто меч держа в руке
Без страха свергнет душегуба,
И в героическом броске
Спасет соратника и друга.
Попутно девицу из башни освободит
И на коне поскачет к утренней заре...
Увы, тех дней далеких повесть
Нам передать никто не смог,
А потому одной догадкой
Представим прошлый эпизод:
Как знать, кем воин был отважный -
Дружинник, князь иль богатырь?
Владел копьем или булавой?
Седлал коня иль пеший был?
И в правду ль довелось ему
Из плена вызволить царевну,
Или иные приключенья
Он повидал, сатрапа свергнув?
Догадка, может, и пустая,
А потому, не все ль равно,
Ведь лишь одно случилось точно
Уже давным, давным-давно...
Злодей героем был сражен,
Свой век отныне доживая,
В высокой башне заточен.
Немым забвеньем пораженный,
Маг колдовать уже не мог,
Отнявши дар худого слова,
Герой забрал его покой.
Лишил могущества и воли,
Оставив в глубине души,
Израненной пороком скверным,
Лишь след минувшей силы тьмы.
Крупицы магии, как пыль,
Подле него в тиши кружились,
И с ходом времени в ночи
На пол у ног его ложились.
Забытый, изгнанный из мира
Старик дряхлел и изнывал.
Бичом отчаянья сраженный
Он, как молитву, повторял
Одно недоброе преданье,
Поведанное злой каргой
Давно минувшею порой.
Пророчество то сохранилось
Лишь в памяти его больной,
Неведомое остальными
Висело проклятой мечтой:

«Найдешь того, кто может словом
И ранить сердце, и лечить.
Кто, словно меч держа рукою,
Пером способен изрубить
Любой обман, любую правду,
Мираж представив людям явью.
Кто мысль свою способен рьяно
И смело в жизнь других нести, -
Тот станет для тебя спасеньем –
В его речах огонь живет,
Чье пламя власть тебе вернет.
Отнимешь дар его, покончив
С благим талантом на века,
Когда в забвенье он потонет,
Тогда и только лишь тогда
Ты силу вновь свою обрящешь
И мир у ног своих найдешь.
Тогда ты гибель всем нашлешь».

Мечтая вырваться из плена
И вновь вернуть свой темный дар
Маг день и ночь, лишенный сна,
Хрустальный шар в руках держал.
Злой чародей надежду тешил
Найти пророчества следы,
Узнать средь тысяч серых лиц
Для нас известные черты.
Но свет луны из шара бликом
Безумный взор лишь отражал.
Никто из живших ныне в мире
Не мог быть тем, кого искал...
Так годы шли, в века слагаясь,
Старик совсем немощным стал.
И вот в оковах перед шаром
Едва ль один скелет стоял.
В лохмотьях серых, с цепью тяжкой
На шее слабой, но с прямой,
С негнущейся к земле спиной.
Его коварное упрямство
Вознаградилось в одну ночь,
Когда в своем хрустальном шаре
Потухший взор недобрых глаз
Вдруг яркий облик увидал.
Тогда, впитавши злобным взглядом
Виденье юного творца,
Что вольной мыслью одаренный
Был послан миру на века,
Он, яростию ослепленный,
Обрел всю мощь всего на миг
И враз под грохот грома скинул
Оковы цепи с плеч своих!
И магии осколки прошлой
Он в темень глаз своих вобрал.
Взмахнул рукой, разрушил башню
И мост из тех камней собрал,
Что были век ему темницей,
Теперь же в мир дорогой стал.
Он путь держал к юнцу из шара,
Чей лик забыть уже не мог,
Чей дар нещадно он поклялся
Предать забвенью в скорый срок.

;;;

Теперь оставим душегуба
И наш рассказ весьма разумно
Наполним светом паренька,
Что гением блестящим дерзко
Ворвался в муки старика.
Кто он таков? Каким явлён?
Каким уделом наделён?
Судьбой одарен с колыбели -
Рожденный в роде дворянин
Под колокольный звон,
Что гулко в округе всех оповестил
О случае черезвычайном.
Но в тот момент необычайный
Никто помыслить и не мог,
Что колокол хвалу поёт
Сему младенцу, что тогда
Еще не прожил даже дня.
С рождения он жил в достатке,
Был славой предков окружен,
Но и не чаял, что затмит
Своей блистательной судьбой
Всех остальных - и тех, кто ране
Пред ним ступал дорогой той,
И тех, кто после мечтал
С ним встать в единый строй.
Ребенком рос он неспокойным –
Порой в тиши, порой в веселом
Желаньи учинить разброд.
Не ведая про середину,
Из края в край бросался он.
И матушку, и нянек многих
Почти до приступов довел.
Но дар имел феноменальный –
Еще мальчишкой в два вершка
Он буквы складывал в слога
Так ловко, что никто доселе
Не мог представить себе боле
Разумнее его дитя.

Характером весьма несносным
Старшого сына своего
Измученные мать с отцом
Нашли решение одно -
Определить мальца в лицей,
Отправив в град, что на Неве
Туманом застланный сырым,
Но с дивным видом и с чудным,
С прекрасным духом нерушимым,
Что порождал внутри себя
Творцов в любые времена.
Судить родителей не станем,
Не в силах нрав сей обуздать
Они, любовь в сердцах питая
И лучшего всего желая,
Благого отпрыска отдать
Решились для его же пользы,
Чтоб разум сына крепче стал
И путь особый отыскал.

Но здесь пора бы, право слово,
Нам с вами подружиться боле
С героем данного труда,
Где вымысел весьма капризный
И быль печальная излишне
В едином варятся котле,
Поэта путь храня в себе.

Его крестили Александром,
По батюшке именовали Сергеевичем,
А в роду был Пушкиным
И им остался для всех,
Кто помнит жизнь творца
И любит стиль его письма.
Награду свыше получив
Слагать поэмы и стихи,
Он внешне был обычным малым,
Но неприметным, заурядным
Назвать тот облик не могли.
Красавцем пусть он не прослыл
И рослым не был, но, увы,
Назло всем недругам и другам
Слыл сердцеедом, женолюбом,
Повесой, бабником и... дале
Продолжить сможет каждый.
Право, эпитетов для молодых
Разбойников сердец так много,
Что перечислить все б вовек
Мы с вами не смогли.
Но, все же, лучше подытожим -
Он  многих дам с ума сводил
И речи жаркие водил.

Но что-то мы вперед забрались,
Сейчас наш гений лишь юнец,
Представший перед нами в свои
Двенадцать с лишним лет.
Порой учёбой тяготился,
Да цифры жутко не любил,
Зато охотно и с душой
Он грифель в рифмы изводил.
Друзей завел довольно скоро,
Обрел он прозвище Француз,
И слава лихого стихотворца,
Как тень, за ним стремилась в путь.
Да так, что даже сам Державин
В большой, прекрасной, светлой зале
Среди смущенных лицеистов,
Услышав лиру с уст его,
Был в восхищении изрядном
И в тот же миг прозвал сего
Поэта пылкого, младого
Преемником своим пред всеми,
Кто был рядом с ним!

Он рос, мужал и крепнул духом,
Взрослел под кипою страстей.
Нрав взбалмошный его менялся -
Стал круче, вспыльчивей, взрывней.
Но вместе с тем и ироничней,
Язвительней и саркастичней.
В те годы юный наш поэт
Впервые сердце опалил любовью,
Жаль, что безответной.
В те годы же впервые он
С судьбой играл в дуэльный спор.
Как видите, его ученье
Удачным было не во всем.
Шесть лет спустя шестым с конца
Он вышел за врата лицея,
И с гордо поднятой главой
Пошел на встречу он с судьбой.

И вот, не будучи студентом,
На службу друг наш поступил.
Но, все же, больше увлекался
Он светской жизнью
Да росчерком своих чернил.
Балы, театры, кутежи
И даже карточные игры -
Во всем он прелесть находил,
Везде себя он проявил.
Так, страсть свою не забывая,
Вступал он в общества других
Поэтов, критиков, сатиры любителей
И, что греха таить,
Свободно мыслящих бунтарцев,
Что дум своих весьма опасных
Особо не стыдясь совсем,
Его прельщали больше всех.
Прослыл наш гений вольнодумцем
И враз царем был сослан на Кавказ.
Тогда то, в те четыре года,
Что юный гений наш провел
Вдали от близких и от дома,
Злой чародей его нашел.

***

Ну что же, вот настало время узнать,
Как светлый, дивный гений
Ступил по сумрачной тропе,
Печально выведшей к судьбе
Весьма тернистой, непростой,
К той самой встрече роковой.
Его изгнание, признаться,
Особо тяжким не назвать.
Но перво-наперво наш друг
В дороге сильно захворал,
От скуки искупавшись в водах
Холодного тогда Днепра.
Неделю с лишним прострадал
И дальше путь вперед держал.
Но не один – с знакомцем давним,
Что вместе со своей семьей
Решил компанию составить
Поэту с долей непростой.
Отец семейства слыл героем
И в прошлые уже года
Был полководцем, генералом,
Он славу прочную сыскал,
В войне с французами сражаясь,
Бойцов в атаку направляя
И сил немало приложив,
Чтоб Бонапарта разгромить.
А наш поэт любвеобильный
В моменте слабости своей
Был очарованным Марией –
Сестрой приятеля того,
Что генералу приходился
Прямым наследником всего,
А попросту сказать – был сыном.
В те дни, когда поэт влюбился
И с сердцем вновь своим играл,
Над ним злодей, как коршун, вился
И случая сгубить искал.
Старик украдкой наблюдал
За жизнью юного кутилы,
Пока наш гений услаждал
В забавах дни свои игриво.
Но тщетно ненавистью жгучей
Себе он душу отравлял,
Фортуной избранный поэт
Все так же жил, все так же ел,
Все так же потешался смело
И день за днем  все так же он
В задоре весело провел.

Удача, как известно многим,
Слепа, упряма и вольна.
Она сегодня благоволит,
А завтра бросит у окна.
Наш друг, талантливый задира,
Счастливый баловень судьбы,
Весьма внезапно назначенье
Иное в ссылке получил -
Пристать в другое управленье.
Под руководством, ныне строгим,
В Одессу путь теперь держал.
А там придирчивый начальник
Поэта слог не одобрял.
И, неприязнь к нему питая,
Назначил жалованье малым,
В отеле жить определил
И даже, как бы «ради дела»,
Он порученья избирал
Столь изощренно и нелепо,
Что ими он лишь оскорбил
И гордость юного маэстро
Словно нарочно уязвил.

Так их взаимная враждебность
Неотвратимо в один миг
В открытый вылилась конфликт.
Граф Воронцов (а то был он)
Строчить стал жалобы в столицу,
А мастер слова и пера,
В сатире лихо упражняясь,
Строчил обидные слова про графа,
Словно с ним играясь.
Но, как ни странно, старый граф
Тех самых едких эпиграмм
Достоинства не оценил,
А лишь обиду затаил.
Вдобавок, слух гулял меж знати
Для Воронцова неприятный -
Его супруга, как твердили,
К поэту нежность проявила.
Труда не станет нам представить,
Как толки в миг смогли добавить
Меж ними большую вражду
У всех знакомых на виду.
Однако, странным был исход
Доносов графа в письмах вздорных.
Итогом жалоб стал финал
Карьеры в должности чиновьей
И перевод в родимый край.

***

Поэт вернулся к двери дома.
Та неприветливо сперва
Со скрипом тихо отворилась,
Не ведая, что у крыльца
Стоит чудесный, славный гений
Разящего пером стиха.
Там Александр заскучал –
Его веселая натура
Роптала против хмурых стен,
Что, окружив его повсюду,
Темницей грезились сырой,
Тая внутри печаль и скуку,
Терзая смертною тоской.
В стенах тех не было услады
Для жизни буйной, молодой,
Но вместе с тем не стало рядом
Клевретов доли роковой.
Где б ни был прежде Александр,
Куда бы раньше он ни шел,
Тотчас повсюду находил
Пенявших на него персон -
Кто гением его тягчён,
Кто жизнью вольной, неугодной.
Характер вздорный и взрывной
Обид не стерпевал порой -
От опрометчивого слова
Мог вспыхнуть заревом багровым.
И сам любил других потешить -
Злой каламбур легко отвесить.
Губил его не только хмель,
Раз – и  перчатка, и дуэль.
Теперь же, в родовом поместье
Он от всего был схоронён.
И неосознанно, но верно,
Надёжным курсом устремлён.
Тягчась в начале этой долей,
Он после делом занялся -
Крестьян житьё, обычай местный
Весьма охотно изучал.
Родной язык в родной деревне
Умом все больше постигал.
Бывало, вечер коротая
С старушкой-нянею своей,
Вина мог выпить и прочесть ей
Новых строк своих не счесть.
Там жизнь его текла спокойно
И ровным шагом он ступал к судьбе,
Где слава, пьедестал его заждались,
Словно друга, что в темной роще заплутал.

***

Как часто слышим мы порой,
Что каждый волен выбирать
Свою судьбу, и мир вокруг
Так просто можно поменять?
Не часто, все же, нам расскажут,
Что жизни многих сплетены
И от решений и поступков
Людей других зависим мы.
Поэт опальный хоть и гений
И в ряде прочих не стоял,
Но все же и его судьба
С другими связана была.
Довольно глупых рассуждений,
Но вспомним, как иных пути
Судьбу поэта оплели.
Мы ж знаем, Пушкин -  вольнодумец,
И сослан был царем за тем,
Чтоб мыслью пагубною боле
Марать бумагу не посмел.
Заметим то, что упустили,
По следу гения спеша - 
Ведь южной ссылки в самом деле
Быть не должно было тогда.
Поэту прочили Сибирь
За мысли против государя,
Но многие похлопотали,
И царь сей милость проявил.
Вот только в ссылке на югах
Творца жизнь не была прилежной,
И там нашел наш дивный дар
Соратников душе мятежной.
Там повстречал себе друзей,
Кто после звался декабристом,
Кого злой рок весьма капризно
Петлей иль каторгой сибирской
Другим к примеру наградил...
А государь, немилосердный
К речам поэта много лет,
Свой трон внезапно покидает -
Царь заболел и умирает.
Ему на смену на престол
Взвели иного самодержца.
И вот наш гений им прощен,
И снова - карточные игры,
Веселье, балы, смех друзей.
Он вновь удачлив, вновь беспечен.
И, наконец-то, оценён.
Не прадедом известен ныне,
Не положением отца он вхож
В любой салон, в любой чертог.
Прославлен речью золотою,
Что, проливаясь, как руно,
Тьму озаряя пред собою,
Кумиром сделала его.
Бесспорно, он еще до ссылки
Известным стихотворцем слыл.
И ранее творца любили
За первозданный, ёмкий стиль.
Теперь стал признанным не только
Друзьями, модною толпой.
Сим даром восхитились те,
Кого высмеивал ссыльной -
Престол почтил талант поэта.
Рукой монаршей схороненный,
За прежние грехи прощенный,
Свободой мнимой награжден.
И стал он тем, кем был всегда -
Поэт и Гений, просто Пушкин,
Любимый нами на века...

Чудесно жизнь его текла,
Преграды все одолевая,
Как будто ангелы с небес
Его крылами охраняли.
Но сказка наша неспроста
В названии своем содержит
Весьма печальные слова.
В ту пору, дальнюю от нас,
Когда в интригах двор погряз,
Наш гений, время не теряя,
Проводит день за днем в делах,
В утехах праздных и в пирах.
Он вел обычный распорядок,
Что дворянину тех времен
Привычным был, как котильон:
Проснувшись поздно, приняв гостя,
Гулять верхом он поспешал.
Дворами разными все ездил,
За жизнью в окнах наблюдал -
Там девочка весьма усердно
Терзает ручками рояль,
А там слуга за порученьем
Пред барыней спешит предстать.
Затем домой вновь возвращался,
Где скуку развевал пером.
В свои бумаги погружался,
Для музы становясь рабом.
А после, нарядившись модно,
Он в ресторан свой путь держал.
И там журнал читал иль вовсе
Бокал с шампанским распивал.
Напиток этот боле прочих
Поэт себе предпочитал.
Так полюбился он ему,
Что гений всю бутылку разом
Мог выпить, не моргнув и глазом.
После обеда шел в театр,
Где, сцену избегая взглядом,
Средь зала норовил найти красавицу,
Чтоб с ней вести игру привычную свою -
Смущая взором откровенным
Девицу лестью награждать -
Даря внимание другим,
Любил он скуку развевать.
А вечерами, как обычно,
В особо избранном кругу
Он веселился так беспечно,
И говорил всё про себя,
И слушали его сердечно...
Вернувшись поздно, засыпал,
В руках сжимая труд Вольтера,
Иль Купера пред сном читал.
Так день за днем, за ночью ночь
Он наслаждался, балагурил,
Гулял, творил и бедокурил.
Искал он жизнь везде, во всем,
Но смута поселилась в нем,
Долги за карточные игры
Душили больше с каждым днем,
И стал поэт искать решенье
Весьма особенным путем.
Уж к тридцати годам стремился
И рассудил - теперь пора
Оставить славу дон-жуана,
И в брак вступить у алтаря.
Избранницу, увы, не сразу
Для сердца зыбкого нашел.
Был влюбчивым неимоверно
И, как известно достоверно,
Он дамам нравился весьма.
А в списке, далеко не полном,
На тот уже момент имен насчитано
Порядка им было целый тридцать семь.

***

Вот наш любитель развлечений
На бал рождественский прибыл,
Что в доме на Тверском бульваре
Танцмейстер Йогель проводил.
Там он сражен был Купидона
Так метко пущенной стрелой.
Прелестной девой очарован -
Младой Натальей Гончаровой,
Как позже молвил он, шутя,
Был полностью «оганчарован».
В пылу влюбленности поэт
Спешил быстрее обручиться -
Руки и сердца стал просить
Он у родителей девицы.
Но мать Наташи не спешила
Согласия на брак давать -
Причины точной не назвав,
Нас обрекла она гадать,
Что именно в душе поэта
По нраву ей так не пришлось,
И мучить принялась его
Отказом родичами стать.
Но от судьбы бежать нет смысла,
Нельзя судьбой руководить,
Нельзя препятствовать тому,
Что непременно должно быть.
И вот, спустя почти два года
В счастливейший для себя час
Наш Александр обретает
Давно желанный результат.
Но с оговоркой - непременно
Наш друг обязан от царя
Достать похвальные слова.
Приданое сам обеспечить,
Ведь без него ни шло и речи,
Чтоб замуж девиц выдавать.
Поэт, обласканный царем,
В долгах тонущий с каждым днем,
Без промедления исполнил всё,
Что просил Наташин дом.
Помолвка тут же состоялась,
И новоявленный жених
Спешит с делами разобраться,
Чтоб поскорее обвенчаться -
Отцом подаренные земли
В владение свое ввести,
А после в узах Гименея
С Натальей счастье обрести.
Он в Болдино тогда поехал,
Ну а вернуться точно в срок
Рассчитанный уже не смог -
В Москве всё чахнет от болезни,
Холерой город поражен,
И въезд, и выезд запрещен.
Тот карантин смешал все планы
И в заточении заставил
Аж четверть года провести.
А осень, полная печалей,
Тревог за Ташу и тоски
Осталась в памяти народной
Этапом очень плодотворным
В поэта творческом пути.
Столь благодатная пора
Удачно прозвана была
В дальнейшем «болдинская осень».
Когда ж болезнь пошла на спад,
Первопрестольная вернулась
В привычный для себя уклад.
Наш гений вновь в Москву вернулся,
Где подготовка торжества
На полных парусах пошла.
Весенним ясным, светлым днем
Обряд венчанья состоялся.
Казалось, беды позади,
Преграды, трудности прошли
И лишь восторженная радость
Ждет нашу пару впереди.
Но посреди священной тайны
Предвестники судьбы коварной
Дар молодым преподнесли -
Плохие знаки друг за другом
Предупреждения несли
И миг счастливый беспощадно
Молодоженам омрачли:
Жених неловкостью своей
Священный крест на пол роняет;
В руке его огонь свечи венчальной,
Трепыхнувшись, гаснет;
И обручальное кольцо, звеня,
По камню прокатилось.
Душой поэт был суеверен,
Приметам, знакам многим верил.
А потому, из храма выйдя,
В печали тихо прошептал:
«Дурные предзнаменованья».
Но все же, как в хмельном тумане,
Он счастием был одурманен
И думать обо всем забыл.

***

Их жизнь семейная в начале
Не тихой заводью была -
Увы, но снова мать Натальи
Спокойствия им не дала.
Дочь поучала беспрестанно,
К поэту придиралась рьяно,
Повсюду и всегда без лени
Умело свой совала нос
В быт молодых совсем без спросу.
Признать нам следует теперь,
Что теща гению досталась
Не из потомственных мегер -
Мать Таши в юности своей
Не славилась ни нравом злобным,
Ни выраженьем недовольным
На милом некогда лице.
Но неудачно все сложилось -
Невзгоды в беды превратились
И юной девы все мечты
О быт разбились нищеты.
То свёкор, дедушка Натальи,
К неудовольству всей семьи,
Сумел большое состоянье
Нежданно по ветру пустить.
Супруг события такого
Не смог достойно перенесть -
Рассудком скоро ослабел
И утешение в стакане
Искать привычку заимел.

И мать Наташи в одиночку
О муже, детях и о доме
На плечи хрупкие свои
Заботы возложила все.
Как в дни весенние под солнцем
Сухой кустарник оживет,
Так в хмурость осени тоскливой
Лист с дуба крепкого падёт.
Так было с матерью Наташи -
Печально, но ее весна
Довольно быстро отцвела.
От неудач она окрепла,
Характер милый и простой
Дождливой, пасмурной порой
Во нрав стальной переменила.
Такой поэт ее узнал
И ради Таши все придирки,
Все поученья стерпевал.

Терпел не долго, очень скоро
С женой решились на побег
От тещи пристального взора -
В уютной, небольшой усадьбе
Под Петербургом обжились,
И в упоении друг другом,
Как в плавном танце,
Круг за кругом их души,
Полные любви,
Очаг семейный там зажгли.
Вдвоем им нравилось, бывало,
По парку неспеша гулять,
Или трапезничать в саду,
Иль чай в беседке распивать.
И вот обычным летним днем,
Под сенью многолетних крон
Прохлады ласковой ища,
Встречают самого царя.
Уже тогда прослыл наш гений
Поэтом первым на стране,
Наталье скромность и стесненье
Не чужды были, но она
Красавицей первою слыла.
Союз их, волею небес
И вопреки всем испытаньям
Был создан вовсе не за тем,
Чтоб тешить чье-то созерцанье.
И как не силились они
Вдали от света оставаться,
Но этот случай в тот же час
Заставил с негой распрощаться.
Императрица пожелала,
Чтобы Наташа при дворе
В нарядах бальных вновь блистала,
Искрясь пред знатью в серебре.
И Александра одарили «по-царски»,
Как мечтать не смел -
Стал камер-юнкером внезапно
В свои тридцать с лишним лет.
Конечно, гений этот дар
Совсем иначе воспринял -
Тот чин в ту пору для него
На самом деле был уж мал.
Сказать, что Пушкин был обижен
Или расстроен и унижен?
Скорее, правильней сказать,
Что ярость смог сполна познать.
Поэт над гордостью своей
Не мог позволить потешаться,
В мундир рядиться пред двором
Решил он смело отказаться.
Его жене пришлось одной
На бал в честь именин монарха
Предстать пред чванною толпой.
Там бедной деве довелось
Внушенье выслушать за то,
Что муж ее к ним не явился,
Чем император огорчился.

Почти полгода провели
Они в усадьбе царскосельской.
Но жизнь придворную вести
Их вынудил престол имперский.
Таким событьем возмущенный,
Но права выбора лишенный,
Поэт наш с молодой женой
В столице сняли новый дом.
Тот дом последним стал ему,
В нем жизнь закончил он свою,
И до сих пор тот дом хранит
Поэта памятные дни.
Там он был счастлив, был угрюм,
Усердно, истово трудился.
С детьми в том доме он простился,
И в длань костлявую жнеца
Без жалоб горьких на творца
Ладонь свою вложил без страха,
Закрыв печальные глаза.

***

Но мы опять вперед спешим,
А между тем пока что рано
Днем скорбным память бередить
И беды ворошить упрямо.
Мы лучше вспомним времена,
Когда поэт живой иконой
Талантом освещал слова,
Но мужем и отцом был дома.
Он в браке прожил не так много,
Как сам, наверное, хотел.
Всего шесть лет им уготовил
Для счастья роковой удел.
За эти годы дом поэта
Наполнил детский смех и лепет,
Двух дочек и двух сыновей
На смену он родил себе.
Не довелось его потомкам
Подле отца расти, взрослеть.
Другой муж, пусть и благородный,
Их воспитал и обучил.
Мария - первенец поэта,
Фрейлиной стала при дворе.
Позже счастливо вышла замуж.
Познала горе, овдовев.
Всю жизнь она хранила память
И мысли о своем отце,
Но страшный ей удел достался -
Гибель от голода в конце.
Её братишка Александр
Зачислен был в гвардейский полк.
За храбрость получил награду,
В двух войнах родину берёг.
Большим семейством обзавелся,
Героев многих породил,
И внук его уже фашистов
Под Курском в сорок третьем бил.
Второй сын Пушкина - Григорий
Тоже военным был сперва,
Карьеру в тридцать завершил
И мантию судьи накинул
На плечи бравые свои.
Он строго проследил за тем,
Чтобы наследие поэта
Не затерялось, канув в лету,
Отцом он сильно дорожил.
Наталья - младшая из деток,
Как мать, красавицей была.
Ей уготовила судьба
Принца немецкого в мужья.
Она лишь из детей творца
Жизнь на чужбине провела,
Но, впрочем, счастлива была.

Но это после все свершилось,
Сейчас же мы ведем рассказ
Про дни печальные для нас.
Кто б знал, что Пушкин,
Одержимый весельем
И в угаре хмельном
Привыкший жизнь свою вести,
Женившись, мужем станет верным,
Любовь одной лишь посвятив.
Известно, он не смог забыть
Своих друзей и развлеченья,
Что прежде проводить любил.
Он и теперь мог, как дитя,
В загул пуститься до утра,
Жену тем самым огорчая
И раня чувства ей весьма.
Но повезло, однако, нам,
Кому он труд свой завещал,
Что путь его не был изменчив -
Он верен был перу и с честью
Бумагу рифмой украшал.
Поэт без устали и лени
Трудился каждый божий день,
Являя в мир свое творенье -
Из слов сотканный гобелен.
Один закрывшись кабинете,
Других к себе не подпускал.
И сильно злился, если кто-то
Его от дела отрывал.
Часами он корпел над словом,
Словно отшельник над псалмом,
Или, в раздумья погруженный,
Неспешно мерял шагом пол.
Но, несмотря на тяжкий труд,
На публикации и должность
Расходы на балы и быт
Он покрывал весьма условно.
Семья жила их не богато,
Порой бывали времена,
Когда Наталья лишь едва
Могла свести концы с концами
И дом лишь чудом свой вела.
К тому же, быть им при дворе
Обязанность была затратной,
И в кредиторский карман
Поэт заглядывал исправно.
Он положением таким
Тягчен был крайне непомерно,
И часто становился нервным,
В смурные мысли уходил.
В такие дни наш гений славный
Не мог творить, и лишь в печали
За часом час он проводил.
Наталья мужа берегла
И, как могла, она пыталась
Самой вести все их дела,
Чтоб муза с ним не попрощалась.
Наташа не была ленивой,
Капризной или горделивой.
Она не только дом вела,
Но и родных не забывала.
Наташа брату помогала
Мануфактурой управлять,
Сестриц в столицу забрала
И при дворе определила,
И даже в доме у себя
Сестёр обеих поселила.
Поэт соседству был не рад,
Но он не стал жене перечить
И лишь терпел новый расклад,
Семью стараясь обеспечить.

Наталью в свете полюбили,
Она сияла на балах,
Поклонники у девы были,
Но Пушкин милой доверял.
Лишь обществу не нужен повод
И правда тоже не нужна.
И сплетни, слухи досаждали
Порой любителю пера.
Сперва казались безобидны,
Но после побудили вновь
Былые вспомнить времена,
Когда поэт наш слишком часто
Горячность ощущал сполна,
И чтоб унять пыл в сердце страстном
В дуэльный спор вступал тогда.
Припомним вместе, отчего
Он мог вспылить не так давно?
Он дядю вызвал за девицу,
Друга - что дерзкий чересчур.
Поэта, графа и майора
За неудачный каламбур.
Штабс-капитану не поверил,
Что град три фунта может весить,
И собрались тогда они
За град стреляться, дураки!
Чиновник вызван был поэтом
За избиенного слугу.
Писатель, модный молдаванин,
Что не пришелся по нутру.
Как видим, Пушкин был заядлый,
Закоренелый дуэлянт.
Стрелок искусный, но гуманный,
Он кровь ни раз не проливал.
Стрелял вторым и очень часто
Он метил в сторону иль вовсе
Оружие сам опускал.

Так кто же вынудил поэта
Вновь потянуться к пистолету,
Судьбу на прочность проверять?
Мы даже имени его
Не станем здесь упоминать.
Звался "бароном", его любили -
Красавец, льстец, француз к тому ж.
Служил сей дамский обольститель
В Кавалергардском полку.
Вниманием его прельщали,
Толки и слухи привлекали.
Он первым быть желал везде,
Стыда не ведая совсем.
Мерзавцем слыл самовлюбленным,
Был беспринципный ловелас,
Поступок подлый замышлял -
Наталье не давал проходу
И совесть с честью утерял.
А в свете многие, ликуя,
Принялись резво клеветать,
И, с наслаждением смакуя,
Жизнь паре стали отравлять.
Когда же скверною рукою
Трусливый, жалкий аноним
Письмо поэту настрочил,
Наташу обвинил в измене
И Александра оскорбил,
Поэт не стал боле мириться,
Мерзавца вызвал на дуэль,
За честь жены готов был биться,
Но поединок отменился -
Натальи старшая сестра
С французом вдруг обручена.
Он ей, как ширмою прикрылся,
Чтоб пули в сердце избежать.
Друзья поэта хлопотали
В надежде вызов отозвать.
Сам государь призвал творца
Дать слово позабыть пасквиль
И не испытывать судьбу,
Стреляясь в споре за жену.
Поэт свой вызов отозвал,
Но гнев и ярость не унял.
Он редко мог простить обиду,
И пусть пришлось ему терпеть
Насмешки, гадкие намеки
Циничных, низменных людей.
Ведь высший свет, что дикий зверь,
Вцепившись скверной пастью в рану,
Почуяв кровь, уж не отстанет
И будет рвать живую плоть,
Покуда жертва не умрет.
Наглец, почуяв безопасность,
Вновь вел фривольную игру -
Подогревая интерес, снова
Кокетничал с Натальей
И вел себя, как гнусный бес.
Мог ли поэт и дальше молча
Терпеть нахального юнца?
Не смог, и план составил точный,
Как он проучит подлеца.
С момента этого начнет
Отсчет обратный божий дар,
Что, озаряя всех вокруг,
Словами души согревал.
Тому, кто сыном звал француза,
Поэт посланье отошлет,
В нем оскорбит обоих так,
Чтоб унижение стерпеть
Они бы не смогли уже.
Разыгран ход, противник дале
Творца зовет на смертный бой.
Поэт сей вызов принимает
И смирно едет на убой.

Настал печальный, черный день,
Отнявший гения у жизни,
Когда распутный негодяй
Бесславно выиграл в той битве.
Смятеньем, злобою поэта
Воспользовался он сполна -
Не разыграя пистолета,
Досмотр наряда избежав,
Он выстрел произвел стремглав,
Боясь на поле жертвой пасть,
Пороча форму офицера,
России в душу наплевав.
Поэт упал, и кровь пролилась
На белый, чистый, свежий снег.
К нему с подмогой поспешили,
Но гений прокричал "К барьеру!"
С трудом приподнялся, не в силах
На ноги слабые вновь встать,
Рукой дрожащею умело
Себя заставил он стрелять.
Француз был ранен, но и здесь
Он умудрился исхитриться -
Рукой своей он заслонился,
Чтоб сердцем пулю избежать.

***

Молва бежала впереди
И вести быстро расходились,
Поэт был ранен, умирал,
И толпы преданных друзей
К его дверям рекою лились.
Сотни людей о нем молились,
Пока в агонии страдал.
Он мужественно шел к концу,
С любимыми навек простился,
И в скорбный час лицом к лицу
Со смертью в вечность погрузился.

***

Но что же злейший из людей,
Желавший гибели поэту,
Мечтавший каждый божий день
Любимца музы сжить со свету?
Что стало с темным чародеем,
Которого мы обошли
И с появлением мерзавца
Забыли про его грехи?
Так он давно ушел, ликуя,
Поняв одну простую вещь -
К чему расходовать впустую
Ту силу, что сумел сберечь?
Увидел ясно он одно - что свет,
Так ярко озарявший души других,
Их раздражал, слепил глаза
И обжигал холодные внутри сердца.
Познал, что те, кто освещен
Ярчайшим в мире дарованьем
Не менее, чем он, желал
Во тьму скорей чтоб гений пал...
Злодей был прав - все те, кто ране
Поэта возвели на трон,
Кто был готов ласкать словами
И лестью окружить его,
Теперь способны уничтожить всё то,
Чем гений дорожил.
Они смогли довольно скоро
Любовь к нему совсем забыть.
Они легко и безрассудно
На шарм француза повелись,
Поэта предали бездумно,
Дар божий не уберегли.
И в этом гнусном маскараде
В чистом, сверкающем наряде
Толпа лихих клеветников
Упала в грязь своих грехов.
Так в сказке нашей чародей
Стал лишним и ненужным даже,
Ведь роль его досталась каждому,
Кто прежде другом быть хотел.
Колдун ушел, но не исчез,
Он лишь иным решил позволить
Свершить то зло, что приготовил,
А сам в глуши своей засел.
Зло сотворилось, но не им.
Другой рукой поэт сражен был.
Глупец с душою оскверненной
Не ведал, что он натворил.
В одном колдун лишь ошибался,
Не смог талант он отобрать,
Не смог бы, сколько не пытался,
Народа память он отнять.
Поэт ушел, но мы то помним
И будем чтить его всегда,
И не настанут времена,
Что гибель принесут народу,
Покуда гений жив в сердцах.

Вот так закончил путь наш светоч,
Что яркою звездой горел.
За краткий миг в нашей вселенной
Он очень многое успел.
Когда же веки он прикрыл
И в мир теней свой путь направил,
Когда огонь души погас
И бездыханной плоть оставил,
Когда жена стала вдовой,
Когда лишилися отца
Четыре юных сорванца,
В тот страшный час народной скорби
Осиротела вся страна.