Об усреднённом вкусе

Голосование на литературных конкурсах — это зачастую смерть вкуса как такового. Ведь  вкус — вещь интимная. Почти неприличная. А тут требуется вынести решение сообща. Что-то вроде выбора места для пикника целым кварталом. Результат предсказуем — площадка у гаражей.

Гениальность — это диктатура. Одного глаза — над всеми остальными. Усреднённый же вкус — это диктатура всех. Коллективная зрячесть, так сказать.
А как у них там со зрением?

Вот лежат три рукописи.
Первая — будто метеорит. Упала прямо на стол жюри. Дыра в столешнице, пахнет серой. Десять процентов членов комиссии хватаются за сердце: «Гений!» Ещё двадцать — за голову: «Сумасшедший!» Остальные просто отодвигают стулья. Опасно, мол. Да и стол казённый.
Вторая рукопись — аккуратный бутерброд. Хлеб, масло, колбаса. Ни тебе трюфелей, ни сыра с благородной плесенью. Все кивают: «Текст. Да. Слова, некоторые даже подобраны». Никто не плачет. Никто не хочет побить автора. Сытно и спокойно.
Третья — стёртая монета. Ни рельефа, ни легенды. Гладкая, как голыш. Её даже читать не обязательно. Она сама укладывается в карман сознания. Не потревожив ни одной извилины.

Начинается голосование. Тот, кто кричал «гений», с тоской посматривает на соседа. Тот, кто кричал «сумасшедший», боится прослыть тупицей. А молчаливое большинство… Это и есть сила. Его вкус — не вкус, а отсутствие неприязни. Принцип желудка: «Не перчит, не пахнет, сойдёт».

Победит, ясное дело, бутерброд. Или голыш. Метеорит же отметят в протоколе: «оригинально, но сыро». Вручат «особое упоминание». Нечто вроде ордена «За странность». Который носят дома, в темноте.

Если конкурс не анонимный, усреднение возводят в квадрат. Текст обрастает автором. Читают уже не строчки, а досье. «А, это Иванов… Ну, он всегда такой, вычурный». Или: «Петрова? Солидная женщина. Пишет добротно». Метеорит, подписанный громким именем, назовут «смелым экспериментом». Тот же метеорит от «никого» — графоманией. Победит, скорее, бутерброд известного повара. Усреднённость, помноженная на репутацию. Или на умение вовремя пожать руку. Литература превращается в светский раут. Где побеждает не лучший писатель, а лучший тусовщик.

Вроде бы, анонимные конкурсы — чистейший эксперимент! Голые тексты-сироты. Жюри вынуждено судить алмаз, а не оправу. И иногда — о чудо! — метеорит пролетает. Но здесь парадокс выворачивается наизнанку. В анонимные конкурсы боятся подаваться мэтры. У них отбирают главное оружие — визитку. Их охватывает священный ужас: а вдруг их гениальность не самодостаточна? Поэтому список участников — обычно удел смелых маргиналов и наивных дебютантов. С парой лукавых псевдонимов от признанных мастеров, «тайно» представивших свои опусы. Тайно — то есть так, что все всё сразу поняли.

Голосование завершено. Справедливость восторжествовала. Никто не обижен. Ничего особенного не произошло. А настоящий гений, если он есть, уже где-то в углу пишет новое. Что снова разделит десять и двадцать процентов. А семьдесят — вежливо отодвинут стулья. Круг замкнулся.

P.S.

Парадокс, однако, в том, что литература движется всё-таки метеоритами. А не бутербродами.

А  всё вышесказанное про выбор жюри/читателей, разумеется, не универсальное правило. Исключения бывают, когда жюри неожиданно проявляет недюжинный вкус и проницательность. Что регулярно случается с победами моих собственных произведений:)