Дело о смысле и неопределенности или гений из села

Абсурдистский детектив в двух актах с прологом и эпилогом

Действующие лица:

•   НАЧАЛЬНИК ГЛАВНОГО УПРАВЛЕНИЯ СЛЕДСТВИЙ (НУГС) ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА: Статный мужчина лет пятидесяти, с пышными усами и генеральским мундиром. Олицетворение бюрократической власти и шаблонного мышления.
•   СТАРШИЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ ПЕТРОВ: Сорок лет, педантичный, но безнадёжно запутавшийся.
•   СЛЕДОВАТЕЛЬША СЕМЁНОВА: Тридцать лет, умна, но подавлена авторитетом старших коллег. Единственная, кто способен к критическому мышлению, но её голос не слышен.
•   СЛЕДОВАТЕЛЬ ИВАНОВ: Пятьдесят лет, пожилой, ворчливый, консерватор.
•   МУЖИК ЕГОР: Около шестидесяти лет, крепкий, с окладистой бородой, взгляд проницательный, манера говорить простоватая, но глубокая. Одет в простую крестьянскую одежду.
•   ФЁДОР МИХАЙЛОВИЧ ДОСТОЕВСКИЙ: Пятьдесят с небольшим, худой, нервный, с горящими глазами.
•   СТАРУХА АГРАФЕНА: Пожилая женщина, проворная и пугливая.
•   ГОЛОС ЗА КАДРОМ (РАССКАЗЧИК): Торжественный, но с нотками иронии.
•   ХОР СЛЕДОВАТЕЛЕЙ: Несколько человек, повторяющие фразы и символизирующие обезличенную систему.

---

ПРОЛОГ: МРАК НЕПОНИМАНИЯ

(Сцена: Большая, тускло освещённая зала. Высокие потолки, тяжёлые шторы. На стенах – карты, схемы, доски, исписанные непонятными формулами и уликами. В центре – большой стол, за которым сидят НУГС, ПЕТРОВ, СЕМЁНОВА, ИВАНОВ и ХОР СЛЕДОВАТЕЛЕЙ. Все выглядят утомлёнными, растерянными.)

ГОЛОС ЗА КАДРОМ:
Наш рассказ начинается в те времена, когда Петербург был не просто городом, а театральной сценой для великих драм. И на этой сцене разыгрывалось дело, что повергло в ступор не только обывателей, но и лучшие умы Империи. Дело об убийствах старух-процентщиц. Схожих до мелочей. Слишком схожих.

НУГС: (Барабанит пальцами по столу, затем тяжело вздыхает.)
Господа… коллеги… (Обводит взглядом присутствующих.) Месяц. Два. ТРИ! Великий Император вопрошает! Общественность негодует! А мы? Мы что?! Круглые столы! Заседания! Отчёты! (Хлопает по бумагам.) А преступник? Словно тень! Убивает! Грабит! И… исчезает! Словно его и не было!

ИВАНОВ: (Ворчливо)
Складывается ощущение, Ваше превосходительство, что преступник – сам Дьявол. Или, как нынче говорят, – "сверхчеловек".

ПЕТРОВ: (Нервно теребит ус)
Все следы ведут в никуда. Отпечатки пальцев – не совпадают. Свидетели – путаются. Каждый раз – новая личность, новый почерк, новый modus operandi, но… (Растерянно) …схожесть! Схожесть в деталях! В мотивах! В… (Смотрит на НУГСа.) …в этой необъяснимой, пугающей символике!

СЕМЁНОВА: (Тихо, почти робко)
А может быть, именно в этой "схожести" и кроется разгадка? Ведь почерк… детали… они словно откуда-то списаны…

НУГС: (Резко обрывает её)
Списаны?! С чего списаны, Семенова?! С кулинарной книги?! Мы тут не рецепты разгадываем! Мы преступника ищем! Преступника! И он, кажется, над нами издевается!

ХОР СЛЕДОВАТЕЛЕЙ: (В унисон, монотонно)
Издевается… Издевается… Издевается…

НУГС: (Поднимает вверх указательный палец.)
Мы испробовали всё! От криминалистики до хиромантии! От психологии до астрологии!

Всё! Ничего! (Опускает палец на стол с глухим стуком.) Все лучшие сыскные умы Империи бессильны! Что же делать?!

(На сцене сгущается тьма. Звучит тревожная, но ироничная музыка.)

ГОЛОС ЗА КАДРОМ:
Когда официальная мысль заходит в тупик, когда логика бессильна, а наука прячется за пыльными трактатами, остаётся лишь одно. Обратиться к тому, кто ещё не разучился видеть мир не через призму инструкций, а через собственную, необъятную душу. Обратиться к… мужику.

(Занавес опускается.)

---

АКТ I: ЯВЛЕНИЕ МУЖИКА

СЦЕНА 1: КАБИНЕТ НУГСа.

(Сцена: Тот же кабинет, но более ярко освещён. За столом сидят НУГС, ПЕТРОВ, СЕМЁНОВА. Перед ними, в центре комнаты, стоит МУЖИК ЕГОР. Он выглядит спокойно и даже немного скучающе. Его одежда – лапти, холщовая рубаха, подпоясанная верёвкой – резко контрастирует с мундирами следователей. Его взгляд кажется одновременно простоватым и удивительно проницательным.)

НУГС: (С напряжением, стараясь говорить максимально доходчиво.)
Итак, Егор. Ты – прославился в своём селе как "умный мужик". "Никто тебя объегорить не может", так говорят. Так ли это?

ЕГОР: (Чешет затылок.)
Дак, по-разному бывает, барин. Кто с умом подходит, того не объегоришь. А кто хитростью – того завсегда. Мы, крестьяне, завсегда на чужую хитрость глаз держим.

ПЕТРОВ: (Раздражённо, переходя сразу к делу.)
Суть в следующем. Неизвестный злоумышленник убивает старух-процентщиц. Всегда – топор. Всегда – грабёж. И всегда – особая, зловещая схожесть. Словно… (Смотрит на Семенову, которая кивает.) …словно кто-то повторяет сюжет романа.

ЕГОР: (Медленно кивает, его взгляд становится острым.)
Романа, говоришь? А какого романа?

СЕМЁНОВА: (Быстро, с надеждой.)
Романа Фёдора Михайловича Достоевского. "Преступление и наказание". Раскольников. Старуха-процентщица. Убийство топором…

ЕГОР: (Улыбается, медленно, с достоинством.)
А-а-а. "Преступление и наказание". Читал. Хороша книжка. Про жизнь.

НУГС: (Нетерпеливо.)
Что ж, мужик? Что ты об этом скажешь? Кто, по-твоему, мог бы так… изощрённо… подражать великому автору? С такой точностью?

(Егор молчит. Долгая пауза. Он смотрит на НУГСа, на Петрова, на Семёнову. Затем медленно переводит взгляд на портрет Императора на стене, словно ищет там ответ. Все ждут, затаив дыхание.)

ЕГОР: (Просто, но с такой уверенностью, что слова кажутся высеченными из камня.)
Дак это, барин, сам Достоевский и повторяет.

(Все следователи застывают. НУГС медленно встает. Петров роняет карандаш. Семёнова открывает рот.)

НУГС: (Шёпотом, словно услышал богохульство.)
Что… что ты сказал, мужик?

ЕГОР: (Пожимает плечами, будто объясняет простейшую истину.)
Говорю, сам Фёдор Михайлович. Кто же ещё так хорошо сюжет свой знает? Кто же его так любит? И популярен роман. А как его ещё популярнее сделать? Дак вот, в жизнь его и перенести. Люди прочитают, а потом скажут: "Ого! Да это же прямо как в романе Достоевского!" Вот и вся хитрость. Ему же от этого – слава и деньги.

(Наступает полная тишина. НУГС медленно садится, его лицо выражает невероятное потрясение. Петров смотрит на Егора, затем на НУГСа, затем снова на Егора, пытаясь осознать сказанное. Семёнова, напротив, кажется, что-то понимает, в её глазах мелькает искра.)

НУГС: (Медленно, его голос звучит неестественно.)
Слава… и деньги… Вот… вот оно что… Значит… мы искали преступника… а надо было искать… автора?

ЕГОР: (Покровительственно)
Дак завсегда так, барин. Искать надо того, кому выгода. И кому сюжет дорог.

(НУГС вдруг вскакивает, его лицо озаряется маниакальным восторгом. Он хватает Петрова за лацканы.)

НУГС: Петров! Вы слышали?! Вы слышали, что сказал мужик?! Слава! И деньги! Всё сходится! Гениально! Мужик! Ты… ты гений!

ЕГОР: (Пожимает плечами.)
Дак я ж не знал, что это гениальность. Просто так оно и есть.

СЕМЁНОВА: (Её голос становится увереннее.)
Это ведь… это же самый логичный вывод! Мы искали, кто подражает, а не кто создаёт это подражание!

НУГС: (Кричит)
Всем сюда! Слушать! Мужик Егор раскрыл дело века! (Он патетически указывает на Егора.) Мы поставим Достоевского под надзор! Под строжайший надзор! И мы поймаем его! С поличным!

(Все следователи суетятся, собираясь вокруг Егора, глядя на него как на пророка. Занавес опускается.)

---

АКТ II: ПОЛИЧНОЕ

СЦЕНА 1: УЛИЦА ПЕТЕРБУРГА. ВЕЧЕР.

(Сцена: Сумрачная, тускло освещённая улица. Старые дома, фонари. В глубине сцены виднеются несколько фигур в плащах и шляпах – это группа слежки, среди них ПЕТРОВ и СЕМЁНОВА. По улице прогуливается ФЁДОР МИХАЙЛОВИЧ ДОСТОЕВСКИЙ. Он выглядит нервным, задумчивым, его взгляд блуждает по сторонам, словно ища что-то. Входит СТАРУХА АГРАФЕНА, маленькая, суетливая, с мешком в руках.)

ПЕТРОВ: (Шёпотом Семёновой, глядя в бинокль.)
Вот он! Объект! Достоевский! И… вон старуха! Точно! Как в романе!

СЕМЁНОВА: (Напряжённо)
Он приближается… Смотрите!

(Достоевский замечает Старуху Аграфену. Он останавливается. Его глаза загораются странным, лихорадочным блеском. Он делает несколько неуверенных шагов в её сторону. За спиной Достоевского незаметно, крадучись, движутся следователи. Их лица полны решимости.)

ДОСТОЕВСКИЙ: (Голос его звучит слегка приглушённо, но отчётливо.)
Сударыня… простите… не подскажете… который час?

(Старуха Аграфена резко замирает. Она смотрит на Достоевского. На его горящие глаза. На его худую фигуру, которая вдруг кажется ей зловещей. Она медленно переводит взгляд на его руки, словно ища топор. В её сознании, уже затуманенном возрастом, слова Достоевского, его странный взгляд, вся эта ситуация сливаются во что-то ужасное.)

СТАРУХА АГРАФЕНА: (Вдруг пронзительно кричит, её голос срывается от ужаса.)
Ааааааа?! Убивают! Воры! Раскольниковы! Спасите!

(Старуха Аграфена, что есть силы, бросает свой мешок и бежит прочь, визжа и махая руками. Достоевский стоит, ошеломлённый, не понимая, что произошло. В этот момент из тени выскакивают следователи.)

ПЕТРОВ: (Торжествующе)
Стой! Фёдор Михайлович! Вы задержаны! С поличным! Повторение сюжета!

ДОСТОЕВСКИЙ: (Растерянно)
Поличным?! Я… я всего лишь спросил, который час! Сударыня, кажется, ошиблась…

(Семёнова подходит к нему, её лицо выражает смесь сожаления и торжества.)

СЕМЁНОВА:
Неважно, что вы спросили, Фёдор Михайлович. Важно, как она это восприняла. Ибо, как сказал мужик Егор, иногда искусство повторяет жизнь, чтобы стать популярнее. А иногда… жизнь повторяет искусство, чтобы себя оправдать.

(Достоевского хватают за руки. Он смотрит на следователей, на исчезающую вдали старуху, на свои руки, которые, казалось, ещё помнили перо, но никак не топор. Его взгляд полон непонимания, но и какого-то странного, почти восторженного изумления. Свет медленно гаснет, оставляя его в плену чужой интерпретации.)

(Занавес опускается.)

---

ЭПИЛОГ: ПРИЗНАНИЕ

(Сцена: Тот же кабинет НУГСа. Все следователи собрались. НУГС стоит, торжествующий, с расправленной грудью. Мужик ЕГОР сидит в стороне, спокойно наблюдает.)

НУГС: (Поднимает бокал шампанского.)
За Егора! За мужика Егора! За его гениальный ум, который смог прозреть там, где бессильны были все наши академические знания! Он раскрыл дело века! Он показал нам, что самые сложные преступления могут быть самыми простыми! И что иногда, чтобы поймать злодея, нужно всего лишь… (Смотрит на Егора, тот невозмутим.) …подумать по-крестьянски! Просто!

ХОР СЛЕДОВАТЕЛЕЙ: (В унисон, восторженно)
За Егора! За простоту! За гениальность!

ПЕТРОВ: (Кланяется Егору.)
Мы у вас в долгу, Егор. Вы спасли честь мундира. И честь всего русского сыска.

ЕГОР: (Почёсывает бороду.)
Дак это, барин. Что тут такого? Ежели писатель пишет про топоры, да про старух, да ещё и роман свой хочет, чтобы читали… Дак и поди спроси у него, а не у кого другого. Человек – он завсегда по своим писаниям и живёт.

СЕМЁНОВА: (Смотрит на Егора с уважением, затем переводит взгляд на окно.)
И Достоевского взяли… с поличным. Когда он спросил "который час?"… (Задумчиво) Это ведь… это же почти как литературная шутка, да?

ЕГОР: (Улыбается.)
Шутка не шутка, а человек испугался. А ежели человек испугался – значит, неспроста. Значит, он поверил. А коли поверил, так оно и есть. Иной раз страх – лучший сыщик. Да и лучшая подсказка.

НУГС: (Выпивает шампанское.)
Гениально! "Страх – лучший сыщик"! Запишите! Это войдет в наши инструкции! Мы пересмотрим всю нашу систему! Теперь мы будем искать не преступника, а… автора! Не орудие убийства, а… сюжет!

(Все следователи воодушевлены, записывают в блокноты. Егор молча наблюдает за ними, в его глазах читается лёгкая грусть и понимание, что мир ничему не научился. Он просто заменил один набор абсурдов другим.)

ГОЛОС ЗА КАДРОМ:
Так деревенский мужик Егор помог расследовать дело государственной важности. Достоевский, разумеется, был отпущен. Но репутация его как человека, "повторяющего свои сюжеты", закрепилась за ним навсегда. Его романы стали ещё популярнее.
А следователи? Они, вдохновлённые мужиком Егором, принялись искать "сюжеты" в каждом деле. Во всех убийствах они видели литературные отсылки, во всех кражах — театральные постановки, во всех государственных заговорах — нереализованные романы. И мир, и без того абсурдный, погрузился в бездну бесконечных интерпретаций, где каждый чиновник стал критиком, а каждый подозреваемый — персонажем. И лишь Егор, мужик из села, знал истинную цену этой "гениальности". Ибо, как он всегда говорил: "Иной раз самая умная мысль – та, что лежит на поверхности. Но люди завсегда ищут её под камнем, где её отродясь не бывало".

(Свет медленно гаснет, оставляя Егора одного в центре сцены. Он смотрит на нас, зрителей, с выражением, в котором смешаны мудрость, усталость и лёгкое, грустное понимание вечной глупости человечества.)

ЗАНАВЕС. 
(с) Юрий Тубольцев