Лев

I

"Жизнь не игрушка, а трудное дело" –
ясно представилось мальчику Лёве.
Так и поехало, и заболело,
и заловило на брошенном слове
в добрую почву, в хороший суглинок, 
чтоб в октябре собирать яровые,
чтоб не топтали сапог и ботинок
сорные наши цветы полевые. 

"Кто мы и что мы?" – извечные мысли,
из-за которых не видно покоя.
Но хоть к кому ты себя ни причисли,
нету ответа на "что я и кто я".
Каждый поступок наш – это улика
в пользу души против слабого тела.
Мы незабудки, вьюнок, повилика,
клевер, ромашка, подснежник, омела...

II

Время уходит и тает в тумане, 
не прибавляя ума.
Летом с телегой забыли про сани,
и наступила зима.

Так заигрались беспечно, что даже
не подготовились мы.
Детство и юность – убежище наше
от неизбежной зимы.

Где же горячий песок под ногами,
тёмная зелень травы?
Кончилось всё, и повисло над нами
грязное небо Москвы.

Кончилась яснополянская нега,
и наступил холодок.
Женщину лепим из мокрого снега
и заливаем каток.

Что бы мы там от себя не скрывали,
а всё равно дураки.
На; ноги долго и трудно вставали,
чтобы отбросить коньки.

III

Только заговорил про веру
в свет божественный и добро,
тут же русскому офицеру
прилетает к ногам ядро.

Не взорвался снаряд случайно.
Бог сберёг или повезло – 
это главная в мире тайна, 
то же с верой в добро и зло.

Всех убитых, конечно, жалко,
но театр войны таков. 
В сентябре пересохла Джалка,
обнажила тела врагов.

Там, на юге, белеют кручи
недоступной ещё стены. 
Гениальный и злой поручик
отрекается от войны.

Эта истина прописная
не открыла ещё ему
артиллерию у Дуная
и тяжёлые дни в Крыму.

IV

Человечек был простой,
но его сломали.
И теперь он – Лев Толстой.
Не сойдёт с ума ли
от поломки человек?

Тяжко жить на свете.

Был хотя бы оберег –
табачок в кисете.
Но и этот отсырел
на плохой погоде.

Человечек постарел,
стал профнепригоден.

У него со всех сторон
сплошь дурные люди.
Ничего не хочет он,
никого не любит.

Если чисто и свежо,
ищет он подвоха.
Здесь ему нехорошо,
там и вовсе плохо.

Уронил в траву пятак –
потерял пять гривен. 
Всё не то и всё не так,
сам себе противен...

Посреди кавказских трав,
в безмятежной лени   
"...тот, кто счастлив, тот и прав..." –
порешил Оленин.
И пошёл, куда глаза
смотрят одиноко.

Впереди гремит гроза
и блестит дорога.

V

Есть оплошности и огрехи
у любого, а потому
всех разделают под орехи,
как предстанем по одному.

Кто-то делает всё, что хочет,
кто-то прячется ото всех. 
Первый раз запевает кочет,
намекая на страшный грех. 

Повторяются крики эти
на второй и на третий раз 
для того, кто сидит в карете
по дороге на Арзамас.

Это альфа или омега,
темнота или белый свет?
Посмотрите на человека:
он потерян, когда раздет.

Было счастье не за отрогом,
а всего лишь за той верстой, 
где не спорит с единым Богом
человеческий граф Толстой.

И выходит, что в этом споре
от пытливости и ума
возникает уже не горе,
а пожизненная тюрьма.   

VI

В Ясной Поляне вечерний мрак
нашей смешанной полосы.
Вместо положенного "тик-так", 
"кто ты — что ты" стучат часы.

Был Севастополь, была Чечня,
где букашкой лежал в траве.
"Но что останется от меня?" —
бьётся страшное в голове.

Не важно, чем ты своё снискал, 
серебром или же сохой, 
ведь человек по природе мал,
не хороший и не плохой.

Вот и выходит, что нечем крыть:
честный горец или абрек, 
трудное дело — на свете жить,
если понял, что человек.

VII

Начальник станции Озолин
смотрел в окно.
Он жизнью был вполне доволен,
притом давно.

И наблюдая блеск осенний
жд-путей,
не ждал от жизни потрясений
и новостей.

Он не желал другого, то есть
судьбы иной.
Но вечером прибудет поезд,
а в нём – больной.

И на озолинской постели
большой пастух
по истечении недели
испустит дух.

А дальше будет тела вынос,
пойдёт кортеж,
в котором (ты уж, Лев, прости нас)
стада всё те ж...

2025