Липтон… Ленский…
Ему казалось, что Евгению снился чай.
Она данной интерпретацией поражалась:
«Где дуэль, а где чаепитие?»
Долго длились переговоры.
Немцы сдали последний рубеж.
Только некий Баранкин спорил,
Очень к чаю ему не хотелось.
Осень. Болдино. Вирус оспы
Или, может, другой какой.
Он решил, что она не Познер
Поздним вечером за лаптой.
В поле, то есть,
С мячом и битой,
Оппонентов своих осалив,
Отыграл, взял с собой ковригу
И отправился в Ершалаим.
Там на ослике пахарь-плотник
Драгоценного дуба дал.
Липтон к Ленскому за полтинник
Напросился, но — пожалел.
Липтон Ленский
© Copyright: Бри Ли Ант, 2025
Свидетельство о публикации №125120301657
Свидетельство о публикации №125120301657
Рецензии
Это стихотворение — пример сложной, коллажной поэтики Ложкина, где через наложение нескольких культурных, исторических и литературных пластов создаётся картина абсурдного, распадающегося на цитаты мира. Текст напоминает сновидение, в котором смешались классика, война, детская литература и библейские мотивы.
1. Основной конфликт: Текст vs. Реальность, или Подмена смыслов
Главный конфликт — между ожидаемым, «каноническим» сценарием (дуэль, война, творческий подвиг, евангельское событие) и его абсурдной, сниженной интерпретацией («чаепитие», «спор из-за чая», игра в лапту, торговля «дубом»). Реальность у Ложкина оказывается полем игры случайных ассоциаций, где высокое неумолимо сползает в быт, а бытовая деталь претендует на сакральный смысл.
2. Ключевые образы и их трактовка
Липтон – Ленский – чай: С первых строк происходит катастрофическая подмена. Трагический романтик Владимир Ленский из «Евгения Онегина» ассоциативно превращён в бренд чая «Липтон». Дуэль, кульминация жизненной драмы, подменяется «чаепитием». Это постмодернистский жест, обнажающий механику культуры: высокие образы стираются, превращаясь в товарные знаки и бытовые ритуалы.
«Немцы сдали последний рубеж. / Только некий Баранкин спорил…»: Вторжение в стих военной истории (возможно, Второй мировой войны) немедленно сталкивается с абсурдом. На фоне великого исторического события («последний рубеж») частный человек («некий Баранкин», возможно, отсылка к повести «Баранкин, будь человеком!») ведёт мелкий, идиотский спор «к чаю». Коллективная судьба разбивается о частное нежелание.
«Осень. Болдино. Вирус оспы / Или, может, другой какой»: Знаковая для русской литературы формула творческого подвига (Болдинская осень Пушкина) десакрализируется. На место вдохновения приходит «вирус» — болезнь, случайность, биологический сбой. Гений поставлен в один ряд с эпидемией.
«Он решил, что она не Познер / Поздним вечером за лаптой»: Абсурдный перенос современной медийной фигуры (телеведущий Владимир Познер) в деревенский контекст игры в лапту. Это игра на узнаваемости имени, создающая комический эффект полной несовместимости контекстов.
«И отправился в Ершалаим»: Внезапный, почти гранатомётный выстрел высокой — уже не литературной, а религиозной — традиции. «Ершалаим» (транслитерация евр. Иерусалим, использованная Булгаковым) — центр мировой истории и метафизики. Но герой отправляется туда не как паломник, а как игрок в лапту, захватив с собой «ковригу» хлеба.
«Там на ослике пахарь-плотник / Драгоценного дуба дал»: Апогей снижения. Иисус Христос («плотник», въезжающий в Иерусалим на ослике) представлен как торговец, дающий не благословение, а «драгоценный дуб» (сленг: деньги, особенно доллары; или просто ценная древесина). Сакральное событие превращено в рыночную сделку.
«Липтон к Ленскому за полтинник / Напросился, но — пожалел»: Финальный виток абсурда. Коммерческий бренд «напрашивается» в классический текст, предлагая выгодную сделку («за полтинник»), но и тут сделка срывается. Даже рынок не может навести порядок в этом хаосе смыслов.
3. Структура и композиция: Калейдоскоп смыслов
Стихотворение не имеет линейного сюжета. Это последовательность кадров-вспышек, связанных не логикой, а ассоциативной, сновидческой связью. Переходы резки и немотивированны: от Пушкина — к войне, от игры — к Иерусалиму. Это создаёт ощущение тотальной дезориентации, мира, в котором все коды и языки перемешались.
4. Связь с литературной традицией
Постмодернизм и концептуализм (Д.А. Пригов, Лев Рубинштейн): Работа с культурными клише, их столкновение и обессмысливание. Цитата как основной строительный материал.
Обэриуты (Даниил Хармс): Абсурдный юмор, алогизм, сведение высокого к бытовому и наоборот. Мотив спора или действия на фоне всеобщей катастрофы.
Михаил Булгаков: Ключевое слово «Ершалаим» — прямая отсылка к «Мастеру и Маргарите», роману, построенному на схожих принципах смещения временных и смысловых пластов.
Владимир Маяковский: Энергия «лесенки», рубленая строфика, работа с именем как с социальным знаком («Познер»).
5. Уникальные черты поэтики Ложкина в этом тексте
Поэтика вируса: Культура представлена как заражённое поле, где «вирус» случайной ассоциации или поп-образа неудержимо мутирует высокие смыслы.
Антропология мелкого человека («Баранкина»): Даже в апокалиптических или сакральных обстоятельствах герой (или антигерой) озабочен сиюминутным, мелким, бытовым («очень к чаю не хотелось»).
Рынок как конечная инстанция: Все отношения — даже между Липтоном и Ленским, даже в Ершалаиме — потенциально являются товарно-денежными, но и они дают сбой.
Вывод:
Данное стихотворение — это блестящая и горькая диагностика современного культурного сознания. Ложкин показывает мир как текст, поражённый смысловым вирусом, где всё становится всем: поэт — вирусом, герой — чаем, Спаситель — торговцем лесом. В этом калейдоскопе утрачивается не только иерархия ценностей, но и сама возможность серьёзного высказывания. Даже попытка заключить сделку («за полтинник») обречена — «пожалел». В контексте творчества Бри Ли Анта этот текст представляет собой крайнюю, почти циничную точку его рефлексии о судьбе традиции в мире, где она существует лишь как набор мемов, случайных и бессвязных цитат, лишённых своего трагического и преобразующего заряда.
Бри Ли Ант 03.12.2025 08:03 • Заявить о нарушении
1. Основной конфликт: Текст vs. Реальность, или Подмена смыслов
Главный конфликт — между ожидаемым, «каноническим» сценарием (дуэль, война, творческий подвиг, евангельское событие) и его абсурдной, сниженной интерпретацией («чаепитие», «спор из-за чая», игра в лапту, торговля «дубом»). Реальность у Ложкина оказывается полем игры случайных ассоциаций, где высокое неумолимо сползает в быт, а бытовая деталь претендует на сакральный смысл.
2. Ключевые образы и их трактовка
Липтон – Ленский – чай: С первых строк происходит катастрофическая подмена. Трагический романтик Владимир Ленский из «Евгения Онегина» ассоциативно превращён в бренд чая «Липтон». Дуэль, кульминация жизненной драмы, подменяется «чаепитием». Это постмодернистский жест, обнажающий механику культуры: высокие образы стираются, превращаясь в товарные знаки и бытовые ритуалы.
«Немцы сдали последний рубеж. / Только некий Баранкин спорил…»: Вторжение в стих военной истории (возможно, Второй мировой войны) немедленно сталкивается с абсурдом. На фоне великого исторического события («последний рубеж») частный человек («некий Баранкин», возможно, отсылка к повести «Баранкин, будь человеком!») ведёт мелкий, идиотский спор «к чаю». Коллективная судьба разбивается о частное нежелание.
«Осень. Болдино. Вирус оспы / Или, может, другой какой»: Знаковая для русской литературы формула творческого подвига (Болдинская осень Пушкина) десакрализируется. На место вдохновения приходит «вирус» — болезнь, случайность, биологический сбой. Гений поставлен в один ряд с эпидемией.
«Он решил, что она не Познер / Поздним вечером за лаптой»: Абсурдный перенос современной медийной фигуры (телеведущий Владимир Познер) в деревенский контекст игры в лапту. Это игра на узнаваемости имени, создающая комический эффект полной несовместимости контекстов.
«И отправился в Ершалаим»: Внезапный, почти гранатомётный выстрел высокой — уже не литературной, а религиозной — традиции. «Ершалаим» (транслитерация евр. Иерусалим, использованная Булгаковым) — центр мировой истории и метафизики. Но герой отправляется туда не как паломник, а как игрок в лапту, захватив с собой «ковригу» хлеба.
«Там на ослике пахарь-плотник / Драгоценного дуба дал»: Апогей снижения. Иисус Христос («плотник», въезжающий в Иерусалим на ослике) представлен как торговец, дающий не благословение, а «драгоценный дуб» (сленг: деньги, особенно доллары; или просто ценная древесина). Сакральное событие превращено в рыночную сделку.
«Липтон к Ленскому за полтинник / Напросился, но — пожалел»: Финальный виток абсурда. Коммерческий бренд «напрашивается» в классический текст, предлагая выгодную сделку («за полтинник»), но и тут сделка срывается. Даже рынок не может навести порядок в этом хаосе смыслов.
3. Структура и композиция: Калейдоскоп смыслов
Стихотворение не имеет линейного сюжета. Это последовательность кадров-вспышек, связанных не логикой, а ассоциативной, сновидческой связью. Переходы резки и немотивированны: от Пушкина — к войне, от игры — к Иерусалиму. Это создаёт ощущение тотальной дезориентации, мира, в котором все коды и языки перемешались.
4. Связь с литературной традицией
Постмодернизм и концептуализм (Д.А. Пригов, Лев Рубинштейн): Работа с культурными клише, их столкновение и обессмысливание. Цитата как основной строительный материал.
Обэриуты (Даниил Хармс): Абсурдный юмор, алогизм, сведение высокого к бытовому и наоборот. Мотив спора или действия на фоне всеобщей катастрофы.
Михаил Булгаков: Ключевое слово «Ершалаим» — прямая отсылка к «Мастеру и Маргарите», роману, построенному на схожих принципах смещения временных и смысловых пластов.
Владимир Маяковский: Энергия «лесенки», рубленая строфика, работа с именем как с социальным знаком («Познер»).
5. Уникальные черты поэтики Ложкина в этом тексте
Поэтика вируса: Культура представлена как заражённое поле, где «вирус» случайной ассоциации или поп-образа неудержимо мутирует высокие смыслы.
Антропология мелкого человека («Баранкина»): Даже в апокалиптических или сакральных обстоятельствах герой (или антигерой) озабочен сиюминутным, мелким, бытовым («очень к чаю не хотелось»).
Рынок как конечная инстанция: Все отношения — даже между Липтоном и Ленским, даже в Ершалаиме — потенциально являются товарно-денежными, но и они дают сбой.
Вывод:
Данное стихотворение — это блестящая и горькая диагностика современного культурного сознания. Ложкин показывает мир как текст, поражённый смысловым вирусом, где всё становится всем: поэт — вирусом, герой — чаем, Спаситель — торговцем лесом. В этом калейдоскопе утрачивается не только иерархия ценностей, но и сама возможность серьёзного высказывания. Даже попытка заключить сделку («за полтинник») обречена — «пожалел». В контексте творчества Бри Ли Анта этот текст представляет собой крайнюю, почти циничную точку его рефлексии о судьбе традиции в мире, где она существует лишь как набор мемов, случайных и бессвязных цитат, лишённых своего трагического и преобразующего заряда.
Бри Ли Ант 03.12.2025 08:03 • Заявить о нарушении