Благоволь-хроника Мурляндии - Глава 5 Тени в окнах

БЛАГОВОЛЬ-ХРОНИКА МУРЛЯНДИИ И ЕЁ ОБИТАТЕЛЕЙ

Глава 5

ТЕНИ В ОКНАХ. ГОЛОСА ДОМОВ

    1

Ночь над Мурлинградом отступала медленно, словно не хотела отпускать свои тени. На двенадцатый день после Пробуждения коты впервые осмелились не просто смотреть на человеческие дома — они решились войти внутрь.

Город казался застывшим между двумя вздохами. Окна ещё помнили лица людей, но стекло уже начинало отражать кошачьи мордашки. Двери стояли распахнутыми, как открытые рты, которые так и не успели договорить. Коты подходили к порогам и к подъездам с трепетом: внутри — история... внутри — эхо... внутри — память.

Сегодня с ними шла Тилиса — та, чья шерсть была мягче солнечного света на закате, а глаза — внимательнее любого прибора людей с самой совершенной оптикой. Она не просто лечила тела, она чувствовала: кожей, усами, дыханием — отпечатки эмоций, оставшиеся в пространствах. Она могла услышать страх в стенах, радость — в кроватях, споры — на кухнях, надежду — в детских комнатах, одиночество — в коридорах. Она знала: сегодня город заговорит.

    2

Дом был совсем обычным — двухэтажный, с облупившимся зелёным крыльцом, с почтовым ящиком, на котором было написано человеческим почерком "Кравцов".

Имя — как колокольчик, упавший в тишину. Тилиса остановилась у двери.

— Здесь… много слоёв, — прошептала она. — Они жили насыщенно. Счастливо. И… непросто.

Миро-Свет, шедший чуть позади, почувствовал: в воздухе дрожит что-то невидимое. Он наклонил голову и обратился к кошке, шевеля усами и прислушиваясь:

— Ты слышишь?
— Дом зовёт?
— Нет. Дом слушает.

Тилиса шагнула внутрь первой. Мягкое кошачье тело вошло в человеческое пространство и пространство вздохнуло.

В гостиной стоял диван, на котором ещё сохранились вмятины, похожие на следы от сидящих, которые так и не успели вернуться. Тилиса провела лапой по обивочной ткани. Её глаза слегка запотели изнутри: так она воспринимала чужие воспоминания.

— Здесь смеялись, — сказала она. — Притом, очень часто. Кто-то смотрел старые фильмы. Кто-то спорил о новостях… О политике…

Она нахмурилась и продолжила:

— О политике спорили часто. Иногда даже со злостью... иногда — в отчаянии.

Коты, которые были рядом, замерли.

— Они спорили? — спросила Фелика Пух.
— Да. Но любили друг друга сильнее, чем спорили, — мягко ответила Тилиса. — Этот дом держится на любви, а не на ссорах.

Миро-Свет коснулся стены. Ему показалось, что дом действительно что-то удерживал.

— А почему они ушли? — спросил кот.
— Это мы узнаем позже, — Тилиса закрыла глаза. — Дом знает, но ещё боится сказать.

Когда они поднялись на второй этаж, ветер ударил в окно так, что занавеска затрепетала, как мотылёк, а потом мягко взлетела. На стекле промелькнула тень.

Фелика Пух взвизгнула:

— Там кто-то есть!
— Нет, — сказал Миро-Свет, всматриваясь. — Это не кто-то. Это… след.

Тилиса подошла ближе. Положила лапу на стекло. Её тело дрогнуло.

— Здесь мальчик… — прошептала она. — Он часто смотрел в окно. Ждал... каждое утро... каждый вечер.
— Кого? — спросила Лунара, появившаяся в дверном проёме.
— Отца. Который приходил поздно. И устало...

Тилиса отступила, её шерсть чуть побледнела. Она, растягивая слова, промолвила:

— Он не успел сказать ему главное.
— Что главное? — шёпотом спросил Миро-Свет.
— Что он его любит.

Они вошли в детскую. Здесь всё было как в стоп-кадре — будто время боялось сделать ещё шаг: игрушки лежали так, словно ребёнок выйдет за ними через минуту, а книга на столе осталась раскрытой на главе о драконах. В комнате воздух был тяжёлым... даже слишком тяжёлым.

Тилиса коснулась пола и замерла.

— Здесь слёзы, — еле слышно сказала она. — Слёзы матери... много ночей.
— Почему? — спросила Фелика.
— Она боялась за будущее.
— За своё?
— За ребёнка.

Миро-Свет провёл когтем по пыли на столе, и в воздух поднялся тонкий светящийся след.

— Дом говорит… — прошептал он. — Он хочет, чтобы мы помнили.
— Помнили что?
— Что люди не исчезают просто так. Они исчезают тогда, когда перестают слышать друг друга... чувствовать природу... понимать смысл своего существования: ради чего всё это?

Слова повисли в пространстве — мягкие, но острые, как кошачий коготь.

    3

Когда коты вышли из первого дома, на улице их встретил другой звук. Он был едва уловимый и так похожий на шёпот. Лунара подняла голову и еле слышно спросила:

— Слышите?
— Да, — ответил Миро-Свет. — Это не ветер.

Тилиса закрыла глаза и прислушалась, шевеля ушами, а потом промолвила:

— Это город. Он проснулся.

И действительно — дома, один за другим, начали тихо-тихо оживать: где-то хлопнула ставня, будто рука кого-то невидимого коснулась её; где-то зажужжал оставленный вентилятор, как память о лете; где-то стекло зазвенело от накопленного тепла и тоски; где-то скрипнула лестница под шагами прошлого.

Фелика Пух прижалась к Греймуру и спросила:

— Это… страшно?
— Нет, — ответил он, наклоняясь к ней. — Это как когда твой хвост сам дёргается во сне. Просто тело мира вспоминает движение.

Тилиса сделала шаг вперёд, говоря следующее:

— Каждый дом — это книга, которую мы учимся читать.
— И понимать? — спросила Лунара.
— Иногда понимать. А это значит — чувствовать, — сказала Тилиса. — Именно в этом мы, коты, сильны.

Миро-Свет вышел на середину улицы. Город смотрел на него сотнями глаз-окон.

— У меня ощущение, — сказал он тихо, — что дома хотят нам что-то показать.
— Что именно? — спросила Мира.
— То, что люди забыли о себе. А мы — должны вспомнить.

И ветер, как будто услышал его, прошелестел по улице, зазвенел в антеннах, пробежал по крышам и юркнул в открытый подъезд, напевая: "Вспомни-и-и-и…"

Коты переглянулись. Город не был пустым. Он просто ждал тех, кто умеет слушать. И сегодня он начал говорить.