Очаг. Глава 1

Зачин.

У мира с человеком не убудет
Историй про любовь и про войну.
И я вам расскажу ещё одну.
На том зачин, с благословенья, будет.
Пусть в многолетии не канут в Лету
Под ворохом молвы и суеты,
В дыхании предутренней звезды
Иль в час предсонный сбудутся наветы.

Глава 1.
Пожар старого дома.

Здесь был пожар. Играло пеплом пламя,
Визжало и шипело, веселясь,
В задоре и безумстве увлечась,
В старинном доме вздернув свое знамя.
То гнев небес сошёл по наши души,
Судьбы не гнув крутые чудеса,
Не тратя понапрасну словеса,
Без упрежденья жар на нас обрушил.
Кормясь от книг, столов и занавесок,
Довольно чавкая фаянсом и стеклом,
Стирало пламя прошлое и дом,
Нам оставляя угли напоследок.

С семейством мы упадок наблюдали,
Здесь матушка и брат мой, и сестра.
От непреклонной дерзости костра
Спасаясь, мы бежали и рыдали.
О том, что пеплом сыпется эпоха,
Мне, детскому рассудку, невдомек.
Усевшись на вещей худой кулёк,
Гадал, о чем немые мамы вздохи.
И почему нас люди не жалеют?
Проходу нет от безучастных глаз,
Нет ободряющих и тёплых фраз.
В молчании и страхе угли тлеют.
У всех свои пожары и сомненья,
Все в нашем горе мнят свою беду.
Одна печаль на целую толпу,
Но жаждут все лишь своего спасенья.
Ах, стоит ли винить? Болезны страхом.
Причудливыми петлями крутя,
Страх стачивает грани бытия,
Грозя единоличным скорым крахом.
Страх прошивал толпу, ну что ж вы люди?!
Потомки героических былин!
Во век не гнули вы от страха спин!
Без гордости теперь что с вами буде?

Укутавшись в табачный сизый саван,
С лицом, что зрело трех империи крах,
В протертых и прохоженных штанах
Мужик курил и в дымке словно плавал.
"Бардак. " - сказал он кашлянув и плюнув -
"Кругом сплошной бардак и беспредел.
И ни спроси кого, все не у дел." -
Ушёл, натужно дым последний дунув.
Вот женщина, платком скрывая слезы,
Чтоб, не дай Бог, кому не показать,
Рыдает - "Говорила ж, помню, мать,
Грядут нам всем совсем тугие годы.
И ладно мы - прожили, как прожили,
А детям что оставим на одре?
Вот так, гореть в безвыходном костре?
Ах, что ж мы с родиной своею сотворили?!"
И пара проходила молодая,
В руках своих не чуя и рубля,
С очами из потухшего огня
На пламя все глядела не мигая.
И думалось об очаге невесте,
Который обрести не суждено,
А обретешь, быть может, все равно
Сгорит очаг в огне стихийных бедствий.

Дом догорел к закату вместе с солнцем.
В глазах толпы виднелись блики слез,
Но не участия, а личных смут и грёз.
Осталась лишь стена с одним оконцем.
Нас приютили, лишни здесь тревоги.
Да будет Вам спокойно за судьбу.
Толпа ушла топтать свою стезю,
Оставив у пожарища немногих...
Все разошлись... А нас же пригласили
Знакомые на бедственный приют.
И все же люди добрые живут!
Без них давно бы солнце погасили!

Новый очаг.

В родах славянских бед таких не сталось,
Чтоб не утешится остатками судьбы,
И с самой непроглядной глубины
Чтоб не взрасти, не ведая усталость.
И мы, бедой терзания не множа,
Сменили дом, уклад и суету,
Про долгую забыли нищету
И други новые встречали у порога.
Все утряслось, все стаяло и смлело,
У бурь и гроз всегда простой итог -
Все возвращается на жизненный поток,
Как бы стихия сильно ни кипела.

Мы подросли и скоро возмужали.
Нам радость мирных дней мечтой сулит,
И уж душа почти что не болит.
Дым прошлого из разумов прогнали.
Сестра и брат обзавелись заботой -
Очаг семейный вскоре развели,
И маме внуков гордо привели -
Похвастались достойною работой.
И мне досталось счастия познанье:
Задор детей, супруги красота.
Пошла совсем иная суета -
Своей семьи я строил мирозданье.
Да, все не сразу, да, сводило жилы,
Невзгоды были, трудности, но все ж,
Без трудностей очаг не разожжешь,
Так говорили в детстве старожилы.

Душа вся негой гордою сочится.
Достойны предков отпрыски растут,
И пища есть, и радость, и приют.
И уж не верится, что что-то приключится.
И сад растёт, под солнцем ясным млея,
И сходятся под купол кроны древ,
В краю живом, не видя пламя зев,
Живём, мечту с надеждами лелея.
Плывут года, как херувимы к раю.
Забот не счесть и суеты по край.
И, если без забот сулят нам рай,
К чему такое в вечности, не знаю.

Но.

Но. Ох уж это "но", будь свет не ладен!
Не можно этим в жизни пренебречь.
Ах, как скучна была б, наверно, речь
И слог повествования прохладен.

Война.

Война. На фото прадеды рыдали,
То ли от тщетности прошедших дел,
То ли моля прощенья за удел,
Что правнукам своим назавещали.
Война, как данность на тысячелетье.
Как признак века нового, война.
И смерть не безобразна, а стройна.
Привычны глазу рук костлявых плетья.
И вновь зовёт, как предков, на спасенье,
Великая, наивная страна,
И вновь льёт слезы, сидя у окна
Тщась отыскать в душе своей терпенья.
Что за проклятье?! Что за рок отмщенья?!
Грешны ль мы, Господи, на столько пред тобой,
Что нескончаемой кровавою ценой
Мы платим за великое спасенье?

Цевье, сапог и пот нам в утешенье,
И жажда мира, но глотая пыль,
Нам суждено писать иную быль
Своих побед и рока укрощенья!
Мы верим, что в атаку сам Господь
Нас поведёт карающим отрядом,
И пулю примет в грудь с солдатом рядом,
Воскреснет и продолжит свой поход.
Война скулит и у забора пляшет
Прогнившей сукой, мяса просит вновь
И предвкушает жертвы, боль и кровь.
Хвостом облезлым безобразно машет.
Война зовёт, алкает наши души.
Пред бурей неизбежною стоим,
И взглядом затуманенным глядим,
На то, как скоро будет мир нарушен.

Страна в затишье, как перед грозою,
Застыли ветры, словно в янтаре,
Сковались страхом в хладном серебре,
Чтоб быть расплавленными жарким боем.
Никто войны так в мире не боится,
Никто не знает правды о войне,
Что боль в ребре сильней, чем боль в ноге,
Что не получится трусливо затаиться,
Что места больше нет для словоблудий.
Без слов и слуха с каменным лицом
На смерть и славу строем мы идем.
И Бог хранит, и снова будь, что будет.

Гонец.

Нам стены шепчут тихо о грядущем.
В углах таится неприметный страх,
И в воздухе висит, и на устах
Безмолвный глас, о боли вопиющий.
Стук в дверь взметнулся раненною птицей,
Сорвал дыханье, воздух распорол.
Пришёл гонец и предъявил, что, мол,
Мне надлежит в пункт сбора снарядиться.
Депешу принял я, где надо расписался,
Закрылась дверь, вернув нам тишину.
Украдкой посмотревши на жену,
Присел я... Почему-то улыбался.
С супруги словно кот слизал всю краску,
Усевшись посредь комнаты в слезах
С отчаяньем пронзительным в глазах,
Надела ужаса почти седую маску.
"Как? Почему? Теперь что с нами будет?" -
Завилась причитаньями она,
То подбежит к окну, то от окна,
В уме сплетая линии всех судеб.
Я встал, прервал метания супруги,
Поймав в силки объятий строгий стан.
"Все будет хорошо. Спокойно, Лан." -
Клянусь тебе, что все нормально будет".
Она не слышит, страх окутал разум,
Не видит правды, разгоняет пульс.
Плевать ей на слова мои -" Клянусь?
Клянешься в чем? “ - вопросом режет разом.
"Клянешься в том, что ты свою вручаешь
Судьбу на милость случая? Ты врешь!
Нет, от меня ты вовсе не уйдешь.
Не отпущу, ты слышишь?! Понимаешь?.. "

И, слава Богу, дети не видали
Сей сцены, было б много тяжелей.
Таких густых непрошенных страстей
С семейством мы ещё не проживали.
Ушел на кухню ставить чайник греться.
Кипели мысли в мутной голове,
Сплетаясь в думы о лихой судьбе -
Ведь никуда от этого не деться.

"Ах, Лана, мы судьбы не выбираем,
Кто волей тверд, лишь мнит себя творцом
Своей стези и истинны отцом,
Но так же слаб и так же управляем.
Сколь ни кичись, все Господу подвластно,
Иль Будде, иль Аллаху - все одно.
Нам не верстать судьбы, нам не дано
И, если разобраться, то опасно.
И можно неприятием лишь льститься,
Никто не переломит ход времен.
Знать, суждено под волнами знамен
На поле славной сечи порезвиться.
Не станет Бог, завещано писаньем,
Своих рабов столь тяжко нагружать,
Чтоб не смогли с колен под ношей встать,
И не воспели б гимны с ликованьем.
И нам с тобой пенять не стоит, право,
На суд и рок, на силы высших сфер,
Любовь гораздо выше всяких вер,
Хотя порой мешает мыслить здраво.
Так не грусти же, вольная орлица,
Любовь меня укроет, защитит,
На поле брани мне надёжный щит.
Ты в час затишья будешь верно сниться."

И Лана подалась, обвила шею.
В глазах исчез невыразимый страх,
В воинственно нахмуренных бровях
Сияло ярко: "Я люблю и верю!"
"Иди - сказала тихо и спокойно -
Пусть будет легче ветра каждый шаг,
Пусть не сомкнется над тобою мрак,
Пусть дышится надёжно и привольно.
От гроз и бурь тебя уберегу я,
Под тенью черной птицы не страшись,
Я буду рядом и шептать: "Держись! "
С любовью я великая колдунья!
В тумане скройся, стану я туманом,
Воды напейся, я прольюсь дождём,
Мы до победы доживем вдвоём,
Пройдём по побежденным нами странам.
В глаза врагов я спрайты молний брошу,
И оглушу раскатом громовым.
Ты будешь, как гроза, непобедим
И пронесёшь достойно эту ношу.
Почувствуешь ты в каждое мгновенье
Моих объятий нерушимый щит,
Любовь моя спасёт и защитит,
Прогонит страх, дарует утешение.
Иди мой воин, рыцарь правды светлой!
Не бойся ничего, уберегу.
Молитвы песнь спою на берегу
Реки родной, чудесной и заветной."

И сколько было сказано в прощанье,
Не счесть и не прочесть за сто веков.
И столько же осталось нежных слов,
Не вспомненных в последнее свидание.
Дом опустел и дети проникались
Уроками превратностей судьбы,
Смиряли пылкий жар своей игры
Поближе к очагу пододвигались.
Да, приостыл, притих и задымился
Очаг, что рос и пламенел в годах.
И он постиг войны идущей страх.
Как весь народ, тревожно затаился.
А мне дорога выпала недолгой,
В туманы мыслей вся погружена
И выпита с попутчиком до дна
Без сговора и в тишине безмолвной...