Луцилий Сенеке о старости

Луцилий приветствует Сенеку!

Друг мой, вчера мне принесли письмо от тебя за номером XXIX , наименование меня просто изумило - "портрет раздолбая; нужно нравиться прежде всего себе, а потом уж другим". Куплено у торговца в порту. Это не подделка ли? Не повредят ли оные "раздолбаи" твоему реноме в глазах императора? Да славится его прозорливость при разрешении нашей переписки, я правда многому уже научился. Да, но и моему реноме вредят указанные раздолбаи, ты же якобы мне отвечаешь в том письме, хотя по тексту пока не удаётся мне и вопросов понять якобы моих.

У меня же в шкатулке пока всего 13 твоих писем и то я ещё не на все ответил. Уж не серчай, но работы много, особенно с серьёзным экономическим делом. Мой казначей занялся заработком на ссуде казённых денег, что в общем-то не приносит никакого вреда Империи, наоборот, деньги работают и это правильно. Но как правильно развернуть процесс?

Спрашиваю тебя, ибо по информации от того же казначея - он берёт пример с Сенеки, который на займах британцам не то в казну привлёк, не то лично себе 300 миллионов сестерциев. Понимаю, что это бумаге доверить не разумно, однако ежели отправлю к тебе на недельку  оного мужа, то он и в хозяйстве поможет. Ты же вернулся в поместье, где лет 20 не бывал, а у моего мужа воистину золотые руки. И садовые деревья после него хорошо родят, а уж виноград!

Причина моего рвения не сколь деньги, сколь, даже не подберу слов, а процитирую твоё письмо за номером 12, оно встревожило мне сердце, а ты сам наверно и просто отбросил этот эпизод в сторону, как осенний листок. Но я уж раз 10 перечитываю, прямо вижу тебя воочию:

(1)
Куда я ни оглянусь - всюду вижу свидетельства моей старости, Приехал я в свою загородную и стал жаловаться, что дорого обходится ветхая постройка, а управляющий отвечает мне, что тут виною не его небрежность - он делает все, да усадьба стара. Усадьба эта выросла под моими руками; что же меня ждет, если до того искрошились камни - мои ровесники?
(2)
В сердцах я ухватился за первый попавшийся повод разбранить его: "А об этих платанах явно никто не заботился: на них и листвы нет, и сучья такие высохшие и узловатые, и стволы такие жалкие и облезлые! Не было бы этого, если бы кто-нибудь их окапывал и поливал!" - Он же клянется моим гением', что все делает, ухаживает за ними, ничего не упуская, - но деревья-то старые! А платаны эти, между нами говоря, сажал я сам, я видел на них первый лист.
(3)
Поворачиваюсь к дверям. "А это кто, - спрашиваю, - такой дряхлый? Правильно сделали, что поместили его в сенях: ведь он уже смотрит за двери. Откуда ты его взял? Какая тебе радость выносить чужого мертвеца?" А тот в ответ: "Ты что, не узнал меня? Ведь я - Фелицион, это мне ты всегда дарил кукол на сатурналии; я сын управляющего Филосита, твой любимец". - "Ясное дело, - говорю я, - он бредит! Это он-то еще малышом стал моим любимцем? Впрочем, очень может быть: ведь у него как раз выпадают зубы".
(4)
Вот чем обязан я своей загородной: куда бы ни оглянулся, - все показывало мне, как я стар. Что ж, встретим старость с распростертыми объятиями: ведь она полна наслаждений, если знать, как ею пользоваться. Плоды для нас вкуснее всего, когда они на исходе; дети красивей всего, когда кончается детство. Любителям выпить милее всего последняя чаша, от которой они идут ко дну, которая довершает опьянение.,
(5)
Всякое наслажденье свой самый отрадный миг приберегает под конец. И возраст самый приятный тот, что идет под уклон, но еще не катится в пропасть. Да и тот, что стоит у последней черты, не лишен, по-моему, своих наслаждений, - либо же все наслажденья заменяет отсутствие нужды в них. Как сладко утомить все свои вожделенья и отбросить их!
*

Сенека, как живо ты описал эту сцену возвращения к загородной, но ведь, слава богам, ещё не загробной же жизни. Письмо это тебе подаст именно сам Manius, у которого и возникла эта мания заработать на казне. Попробуй поучить его, или вылечить от мании!

Согласию твоему буду рад. Vale.