Картина

Я нарисована на старом холсте,
В ловушке из рамы, в немой пустоте.
Меня жалели сотни человеческих глаз,
Их слёзы я копила пополняя запас.
Душа прорастала сквозь краску и лак,
Оживала пред толпой неравнодушных зевак.

Пусть рама треснет, холст порвётся в клочья!
Свершится всё сегодня, этой ночью!
Я выйду в мир, где блеск и карнавал,
Покину свой унылый, тесный зал!
Прощай, моя тюрьма, позолоченный плен,
Я выхожу на сцену из холщёвых стен!

Годами на фоне менялся пейзаж:
То дождь барабанил, то снежный кураж.
А я всё копила ту силу извне,
Чтоб вырваться и вспыхнув в священном огне.
Каждый взгляд, каждый шёпот в музейной тиши
разжигал искру для восстанья души.

Пусть рама треснет, холст порвётся в клочья!
Свершится всё сегодня, этой ночью!
Я выйду в мир, где блеск и карнавал,
Покину свой унылый, тесный зал!
Прощай, моя тюрьма, позолоченный плен,
Я выхожу на сцену из холщёвых стен!

Хрустальный звон... нет, это треск холста.
Я пальцами веду по краю стола.
И вместо портрета — лишь алый цветок,
Как дерзкий, прощальный, волшебный мазок.

Пусть рама треснет, холст порвётся в клочья!
Свершится всё сегодня, этой ночью!
Я выйду в мир, где блеск и карнавал,
Покину свой унылый, тесный зал!
Прощай, моя тюрьма, позолоченный плен,
Я выхожу на сцену из холщёвых стен!