Маяковский сидел на наркотиках

В кабаках, где воздух лип и вязок,
Где в дыму тонул двадцатый век,
Маяковский, глыба, громогласен,
Рвал аорту, нервный человек.
Говорили — кокаин, морфины,
Чтоб унять вселенскую тоску,
Чтоб чеканить строф стальные клинья,
Пригвоздив реальность ко виску.
Чтоб не выть от пошлости мещанской,
От любви, похожей на капкан.
Маяковский — в дозе великанской —
Заливал свой творческий вулкан.
А за век до этого, в тумане,
Где Нева свинцова и сера,
Достоевский, в каторжном кармане,
Прятал опий — горькая игра.
Не от шика, не для кутежа он —
От падучей, дьявольских сетей,
Чтоб унять озноб, что жег и жалил,
И кошмары петербургских дней.
Чтоб в бреду, где черти правят балом,
Разглядеть и ангельский полет.
Достоевский, сжав виски устало,
Пил свой яд, чтоб превратить его в мед.
Два титана. Разные эпохи.
Разный быт и разный лексикон.
Но в душе — одни и те же вздохи,
Тот же стон, что рвется на амвон.
Гений — бремя. Мысль — игла под кожу.
И реальность — слишком уж проста.
Их наркотик — лишь попытка, может,
Выстрадать Спасителя с креста.
Не судите их с дивана строго,
Попивая свой безвредный чай.
Их дорога — страшная дорога.
Их тоска — бездонна. Отвечай,
Смог бы ты, без допинга и яда,
Заглянуть в такие бездны зла,
Чтобы после огненного ада
На бумаге истина взошла?