Интересный факт о чехове

За стёклами пенсне — усталый, умный взгляд,
Врача, что видел всё: и роды, и агонию.
Он ставил «человеку» свой диагноз-ряд,
Вплетая в прозу жизнь, её дисгармонию.
Мелькают строки писем, нервный росчерк в них,
То о погоде в Мелихово, то о пьесе.
Но между делом, в откровеньях неглухих,
Скользит рассказ о сокровенном интересе.
Не ангел в белом, не аскет, не судия,
А просто человек, что жаден был до сути.
Его манила эта тёмная ладья —
Притоны Сахалина, портовые мути.
«Был в заведеньи…» — пишет другу без прикрас,
Как будто сводку шлёт с полей чумного стана.
Не в поисках греха, но вглядываясь в нас,
В изнанку бытия, в открывшуюся рану.
Он шёл туда, где смех дешёв и горек хмель,
Где продаётся плоть под свет коптящей лампы.
Не как гуляка, что сорвать пришёл апрель,
А как анатом, снявший кружевные дампы.
Он видел в падших женщинах не грязь, не стыд,
А лишь судьбы излом, тоску и безнадёгу.
И этот опыт, ядовит и ядовит,
Ложился в душу, пролагал к перу дорогу.
Так создавались «Гусев», «Яма», «Припадок»-боль,
Из наблюдений, что острей любой иголки.
Он брал на душу эту тягостную роль —
Смотреть на дно, где бьются жизни-осколки.
И пусть моралисты нахмурят строго бровь,
Мол, гению пристало ль пачкаться о прозу?
Но он искал в борделях не одну любовь —
Он изучал болезнь. И ставил ей диагнозы