Узник

В бараке стылом, на соломе прелой,
Где воздух пахнет горечью и тленом,
Я больше не считаю дни недели,
Я номер, выжженный на теле бренном.
За проволокой – лес, такой зелёный,
А здесь лишь грязь, и пепел, и работа.
И крик гортанный, злобный, исступлённый,
И вечный голод до кровавой рвоты.
Я помню солнце в довоенном небе,
И смех детей, и тёплый запах хлеба.
Теперь мой мир – баланды горькой жребий
И взгляд пустой, уставший верить в небо.
Нас гонят в строй. Собачий лай и плети.
И каждый шаг – как будто шаг последний.
Мы тени тех, кто жил на белом свете,
Лишь отблеск их, измученный и бледный.
Но даже здесь, в аду, где стынет разум,
Где смерть привычней утренней побудки,
Я прячу в сердце маленькую фразу,
Что мать шептала мне в былые сутки.
Она горит, как уголёк в золе,
Не дав душе остыть и стать как камень.
И я шепчу, припав к сырой земле:
«Я выживу. Я должен. В память. Маме».
И пусть труба крематория дымится,
И пусть надежда – тоненькая нитка,
Пока хоть искра в глубине таится,
Не сломлен узник. Не закрыта книжка