и сверкающей пулей бокал разбиваю
День был юн. Не найдя подруги, которая сочетала бы в себе лучшие черты Афродиты и цифровой вычислительной машины, он направил свое честолюбие в другое русло.
А у меня был бы мой любимый туман... Все головы, способные соображать, разом запрокинулись навстречу каплям дождя.
Полукружия ветреных слов
на восходе стиха..
Обнимите меня
вашей тонко подмеченной прозой…
Я Вас где-то смотрел,
Я читал Вас у гения сна,
Рисовал Вас чернилами
В тетрадях вселенских склерозов.
Возвращаясь из царства абсолютного нуля, нирваны то есть, я вырабатывала буддистское отношение к миру. Речь идет о дворце моей памяти. О замке на виртуальном песке. И да, внушила себе, что он и есть тот самый центр Вселенной.
Но что бы ни говорило ему сердце, он внимал не ему, а рассудку… Уточню: левому полушарию, Первобытному, почти всю жизнь продремавшему под охраной затылочной доли мозга и вполне Цивилизованному правому.
Наверно женщина словно инструмент, ждет, чтобы ее изучили, настроили, слегка касаясь, перебирали струны пока не зазвучала ее собственная мелодия. Зная это, и боясь, что Левый все испортит, сэр Цивилизованный надел на Первобытного намордник. Тот зарычал и Цивилизованный послушно уступил дерзкому богу самую недосягаемую красавицу в мире –
меня то есть.
Интересно, на сколько его хватит? — прикидывал Цивилизованный...
Мой изысканный труп
Был живее живых.
Обнаженностью сердца писал,
Выпуская из чакр многорукого Шиву.
Изысканный чувствовал себя как благородный Макбет - король, предательски убивший благородного Дункана. Если помните, - прославился в основном благодаря своим красивым речам, которые казались пределом утонченности для варвара, выросшего при минимуме одежды и максимуме свежего воздуха. (Или такими его сделал переводчик - сэр Пастернак?)
И как приступ бессмертья
бежала строка,
фейерверками дней
украшая скупую равнину.
Внезапно зал, благодаря музыке, освещению, ультразвуку, наркотикам, стихам Изысканного, превратился в колодец на дне моря, бурного как думы русалки, глядящей на руины Атлантиды. Такое чувство, будто мы напились вытяжки из столетий и обрели мудрость, которая никому не нужна. Машина легкомыслия, продолжала генерировать радость.
У меня из груди прорастал красный мак,
Алым пульсом цвели лепестки откровенья...
Купидон моих строк был отчаянно пьян,
Раздевая строку скальпелем вдохновенья.
Что такое вдохновенье я уже знаю. Это такой большой вопросительный знак. Перед ним бесполезно надевать маску. За две минуты оно разденет тебя догола, и твои ответы не будут зависеть от биохимии и от погоды. Как и его решение – быть с тобой или не быть. Это каприз в чистом виде.
Первобытный отчаянно засмеялся и сказал, что я самый отсталый человек во всей западной цивилизации.
Ссыпьте в тлен ваши маски,
Раздеваясь пред нагостью чувств,
Где картечью строфы
Безразмерно и безоглядно
В ваш бокал выливаю
Алых чернил черный блюз,
И сверкающей пулей бокал разбиваю.
Так захотелось вы пить.... И надо бы выпить из того самого, разбитого... , в соответствии с им написанной ролью. Меня подталкивал профессиональный интерес, который так щедро стимулировали ряды джинов, ожидающих свои тоники, и водки, ждущей свои лимонады и спрайты, а также полчища виски, шампанского, рома....
Но он .. пулей.. разбил бокал, вложив в свой взгляд искренность и чуточку интимности. А я подумала о своих подлинных желаниях.
Цели неясны.
Действие опережает замысел.
Если не кривить душой, то хочется только одного: лететь стремительно, проносясь сквозь завтра и послезавтра, сквозь годы и века, а потом спуститься на какую-нибудь авеню или стрит, как те древние боги, что спускались к смертным в праздники равноденствия...
- Когда мы увидимся? — с надеждой спросил Изысканный.
- Может быть, в День Бастилии, — прошептала я, — когда...
Liberte;, Egalite;, Fraternite;*.
*… Свобода, равенство, братство (фр.).
стихи Эдуарда Дэлюж
из сборника
«Сто тысяч ударов сердца».
Свидетельство о публикации №125112900377