Заселение Вселенной

Вселенную заселяли не спеша, с тоской, ибо торопиться было некуда — места хватало на всех оставшихся. Высылали вперед не людей, а душырей — особые существа, собранные из спрессованного времени и отходов сердечного тепла. Они должны были приготовить пустоту для жизни, протянуть нити от одной тленной звезды к другой.

Но пустота не была пустой. Это поняли сразу. Она была живым пространством, оно дышало, сжималось и расширялось, словно громадные легкие. И в его дыхании угадывался дух звезд — не свет и не жар, а нечто иное, древнее и печальное, как память о мирах, которых не стало.

Главный душырь, по имени Извод, плыл на утлом судне, склеенном из списанных надежд. Он чувствовал, как живое пространство обтекает его, ласкает обшивку, словно проверяя на прочность. Оно было не враждебным, а скорее одиноким, ждущим, когда его поймут и утешат.

«Оно хочет любви, — сказал как-то Извод своему механику, существу по имени Шепот. — Оно голодно не по веществу, а по участию».

Шепот молча кивнул своими рычагами. Он понимал.

И вот Извод приказал выпустить струны. Это были не простые канаты. Их свивали в особых цехах Земли из тишины, детского смеха и горечи разлук. Они должны были связать миры не силой тяготения, а силой чувства. Струны любви.

Тонкие, невидимые нити поплыли в живое пространство, ища, за что бы зацепиться. И пространство отозвалось. Оно не сопротивлялось, а, наоборот, потянулось к ним, как стынущее тело к теплу. Дух звезд, тот самый, что витал в междузвездье, начал струиться по этим струнам, наполняя их тихим, мерцающим светом. Он был стар и устал от своего вечного одинокого горения, а тут ему предложили родство.

Извод вышел в открытый живой космос, держась за тончайшую нить. Он чувствовал, как по ней к нему течет не энергия, а нечто иное — понимание, сострадание, тихая радость узнавания. Он слышал, как где-то далеко плачет не родившаяся еще планета, и как смеется звезда, на которой расцвел первый цветок из плазмы.

Это не было завоеванием. Это было врастанием. Люди, вернее, то, во что они превратились — душыри, — не заселяли Вселенную. Они вплетались в ее ткань, становясь ее мыслью, ее болью, ее любовью.

Шепот, стоя у щита управления, смотрел на гаснущие экраны. Они были не нужны. Он чувствовал всей своей железной сущностью, как живое пространство обнимает их корабль, а дух звезд поет им колыбельную на языке истонченных временем световых волн.

«Мы дома, — прошелестел он. — Оно приняло нас».

И Вселенная, пронизанная струнами любви, вздохнула глубже. В ее дыхании теперь бились не только пылающие гиганты и холодные туманности, но и крошечные, хрупкие, но бесконечно дорогие сердца тех, кто нашелся в ее бескрайних просторах и кто согласился ее любить. Заселение подходило к концу. Начиналось единение.