Боже пра sps

.



#школа_сонета
#санкт_петербургский_сонет



Санкт-петербургский сонет  (sps)  – модификация классического канона с фиксированной строфической схемой (4-3-4-3),  катрены и терцеты образуют асимметричную композицию, написанную пятистопным ямбом с чередованием мужских и женских клаузул, что создаёт ритмическую полифонию внутри метрически единого пространства.  Данная вариация сонета синтезирует структурные принципы ренессансного канона с акмеистической установкой на ясность формы и символистской семиотической насыщенностью



БОЖЕ ПРА…

(автор: Леонид ФОКИН)




СОДЕРЖАНИЕ

- На чёрный день – дожди и листопад
- Случайных чаек белые штрихи
- И Невский – декорация, и Смольный
- Мой старый двор. Прошло сто лет, сто зим
- Лёд на окне. Пустой стакан. Трактир
- По осени шаги не так легки
- Мы – сновидения, в которых мы
- Мне снился сон: ребёнок во дворе
- Вот зеркало, в котором Бродский видел
- А хватит ли мне памяти – «забыть»
- Необязательно душить пророков
- Не навещают даже в светлых снах

=========================_sps_=======



*** 

На чёрный день – дожди и листопад,
И фонарей знакомое урчанье.
Мной выбрано шутейно, наугад
Земное в неземном существованье.
      Часы (вновь примечаю) не точны.
      От времени остался свет луны –
      Воспоминанье, разочарованье…
Мне ведомы и грех, и боль от дней
Всех тех, когда во тьме безмерно зренье,
Не может свет, пустой среди огней,
утешен смертью быть и ждать спасенье.
      На склонах лет – ни счастья, ни следов,
      Лишь дремлет грустный ангел утешенья,
      Рожденья в знаке Девы и Весов.


***

Случайных чаек белые штрихи,
Мгновение – в нём всё всегда случайно.
Осенний волн холодный малахит
И пены на камнях седой лишайник.
      Костров далёких дым угадан, но
      В нём таже неразгаданная тайна –
      В одно с печалью соединено.
Сны танцовщиц Дега и Биржи хлам
Сотрут семиотические тропы,
Ныряя в листьев ржавые сугробы
К упавшим и засыпанным крестам.
      Мир отступает ближе к зимней прозе,
      В колючее пространство старых сосен,
      К ночным, малознакомым берегам.


***

И Невский – декорация, и Смольный
Собор, и Эрмитаж, и Летний сад,
И кажущийся вечным листопад,
Танцующий в окне прямоугольном.
      Осенняя распутица в душе,
      Иду туда, где  нет меня уже,
      По бесконечной сцене жизни дольной.
В Нагорной проповеди  «соль» и «фа»
В диатоническом круговороте
Зашифровали в красках, числах, нотах:
Санкт-Петербург – последняя строфа
      Больной Европы, долгое мытарство,
      От детских сказок горькое лекарство, – 
      Растрескавшийся у стены асфальт.


***

Мой старый двор. Прошло сто лет, сто зим.
Куда не брошу взгляд – всё мне знакомо.
Скамейка в листьях, проросли сквозь доски
Побеги клёна… Значит, быть живым –
      Глазам оконным, уху подворотни
      Ловить шаги по вечерам субботним,
      Преображаясь в лёгкий, сладкий дым.
Я устаю влюбляться, после – злиться
На ставшие насквозь пустыми дни…
На тонкий лед еще слетают листья
Акации… Фонарные огни
      Пытаются её утешить… тщетно…
      Последний раз в закате полыхни,
      стань, как и всё в округе, неприметной.


***

Лёд на окне. Пустой стакан. Трактир
Назвал же кто-то «Фёдор Достоевский».
Вчера звучали в нём смех и бурлески,
Сегодня поминают прежний мир.
      Не фрески Дионисия, а тени,
      Ведущие в холодный дом ступени,
      И, к слову, не удавшийся гарнир.
Никчёмный разговор – дыра в стене,
Дым без огня, шрам на губе, что ноет,
Когда улыбкою итог подводишь,
Когда с самим собой наедине
      Оставшись, смотришь в небо голубое,
      Перетекающее вновь в ночное, –
      В пустой стакан, в трактир, в лёд на окне.
 
 
***

По осени шаги не так легки,
Не так светло в душе, тревожны мысли…
До остановки наперегонки –
Трамвай и листья… Жёлтый ворох листьев.
      Я не спешу. Куда идти? К кому?
      Из полусвета, молча, в полутьму
      По переулкам, от дождей осклизлым.
Осенние водовороты лет.
Не слышен смех из греческой альтанки.
Вокруг неё всё тише дни-подранки,
Клюют, как корку хлеба, тусклый свет
      И понимают – в крыльях счастья нет,
      и тяжела любовь. С её чеканкой
      летит с деревьев листовая медь.


***

Мы – сновидения, в которых мы
Друг другу снились слишком откровенно.
Сны – это дверь в иное измеренье,
Смешение небес, тревог, сурьмы.
      Проходит всё, ничто не исчезает.
      Цветные стёкла треснувших мозаик
      Об этом бы сказали, но немы…
Потёртый, неопрятный черновик,
В который, как в депо, спешат трамваи, –
Он тоже – сон. И сон – собачья стая;
Три тени, что у Спаса на Крови
      Поют псалмы печали Петербургу;
      Любовь, скользящая над переулком;
      Смерть, шепчущая ей вослед: «Живи».


***
 
Мне снился сон: ребёнок во дворе
Играл с мячом из собственного сердца
И исполнял стремительное скерцо
Старик на скрипке из своих костей.
И женщина в платке, с лицом из пепла,
ко мне засохшим изогнулась стеблем:
– Купи, сынок, ещё немного дней…
Чтоб видеть тот же сон и те же стены,
Чтоб осознать, что холодна земля,
Бегут мгновенья-крысы с корабля
С названьем «Жизнь» в языческие пены.
 
Открыл глаза. Ребёнок во дворе
Играл с мячом. В бессрочном всеябре
Сон – репетиция перерожденья.


***

Вот зеркало, в котором Бродский видел
Своё лицо. Ответы не важны.
Два рыжих чемодана у стены
Чего-то ждут. Кивка из Атлантиды.
      Обрывки фраз. Ещё сто дней молчи.
      Ищи людей, а находи ключи
      От комнат пэ-тэ-ушных общежитий.
На кухне – чайник закипел, недолго
Бунтуя против тьмы. Что ж, наконец
Тень Гамлета узрит в себе Отец
И  пыли толстый слой на книжной полке.
      Всё в той же чашке с кофе тонут дни.
      В окно стучатся с улицы огни,
      Зовут уйти (по свету) в самоволку.
 
 
***

А хватит ли мне памяти – «забыть»?
Надёжней средство от слепых волнений.
Беседка в парке – место вдохновений,
Найди её – и сможешь полюбить
      В последний раз, как в первый. Мир видений
      И утренний туман, речные тени,
      Мне пишущие по воде: «Забыть
Жизнь, ставшую смешной». Засохла сыть
На берегу кисельном. Из мгновений
Легко сложить и аромат сирени,
И грустный голос флейты, и прослыть
     Последним виночерпием имений,
     В которых атрий чёрен от рожденья.
     В нём вечность пьёшь, чтоб только всё забыть.



***

Необязательно душить пророков
Петлёй, пропахшей номером «Один»…
«Клайв Кристиан» – и в чёрном господин
По прихоти своей всегда жестоки,
      Всегда слепы… Но это их беда.
      От ледяной ступеньки до пруда –
      Одна дорога мимо храма, Бога.
Все отвратительно сотворено.
Изнанками гниющая солома
У дома… От рассвета злого гнома
И до заката, пьющего вино,
      Пускающего кольца дыма мимо
      «Клайв Кристиана», в чёрном господина, – 
      В открытое предвечное окно.

 
***

Не навещают даже в светлых снах..
Подставила свою ладонь монстера.
Что нагадать ей? Мягкий свет торшера.
Ещё узор восточный на коврах
      Не выцвел. Тени старого фурьера
      Бросаются то к двери, то к окну,
      Не веря в то, что всех спасает вера.
Наверно, что посею, то пожну.
За выдохом ещё не время вдоха.
И некому сказать, как было плохо
В сто первом сне, ведя свою войну
      До превращенья в прах любого бога,
      До непонятных образов в стихах, – 
      От безразличия до остального…



.