Как оголённый нерв, слова

Как оголённый нерв, слова,
Боль и тоска,
Пронзительно искрилась.

Сквозь пелену полночных акварелей.
И в тишине твоё «прощай»
Звучит, как приговор, где я ничей.

И вот опять — зима, зима, зима...
Уже не боль, а тихая истома.
И я наедине с собой, и ты одна,
И между нами — вечность с жёсткими изломами.

Но в этой тьме, сквозь слёзы и метель,
Проступит свет, быть может, не случайно.
Как тот огонь, что  не сумев разжечь,
Горит теперь в стихах — и не угаснет тайно.

Боль и тоска, как два крыла,
Несут сквозь годы без возврата.
Твой образ в память от тепла,
Как незажжённая лампада.

Пронзительная искренность разбила
Выдуманных окон, стёкла.
Душа, что до конца любила,
Теперь — как осень за окном.

И снова в метростроях дня
Твоё дыханье чуждо слышно.
Любовь, что стала как стезя,
Ведущая в туман отчизны.

Морозным утром снов и слёз
Я простираю руки словно.
Та наша осень разнесла,
Все письма по ненужным адресам.

А за окном — другая гладь,
Где паруса из тишины.
И невозможно передать,
Как пустота в руке незрима.

Мы жгли мосты, но в глубине
Остался пепел на ладони.
Ты отзвук в вечной тишине,
Я — эхо на красе погоста.

И в этом мире ледяном,
Где ангел падает на грани,
Я не спою тебе о том,
Как стали вечностью прощанье.

Зима в душе рисует акварелью,
Разлуки нестерпимость глади.
Подставить  лестницу, то некому
Туда, где можно всё опять начать.

А по утрам — лишь чай остывший в кружке,
Да отблеск фар на мокром полотне.
И жизнь, как промокашка в луже,
Впитывает тоску по тишине.

И, кажется, что слышишь в колёсном стуке
Тот давний смех, что был когда-то нужен.
Но поезд от нас уносит обманчивый тот голос
В туман, похожий на саван немой.

И время, раненое в самое нутро,
Стоит у окон, дышит на стекло.
А мы всё ждём, когда пройдёт это утро,
И сердце белое в руке зажжёт тепло.

Но разве можно отменить разлуку?
И разве можно отменить конец?
Лишь осень сыплет соль на тоненькие руки,
И в пустоте теряется венец.

И вот опять — зима, зима, зима...
Уже не боль, а тихая истома.
И я наедине с собой, и ты одна,
И между нами — вечность с жёсткими изломами.

Но в этой тьме, сквозь слёзы и метель,
Проступит свет, быть может, не случайно.
Как тот огонь, что  не сумев разжечь,
Горит теперь в стихах — и не угаснет тайно.