К. Дигби. Дискурс на Ассамблее. После дуэли

Предуведомление публикатора-переводчика впервые на русский. В рамках авторского исследовательского проекта.
Перевод осущестален технически с помощью автоматического перевода усовершенствованного Искусственным Интеллектом "Алиса".

Источник произведения.

Источник:Академия Google, специализированный ресурс научной литературы. Взято из мировых библиотек
Редкие книги,


Авторские права: Общественное достояние.
Кеннеди Дигби автор из 16 века, Англия и Франция.

Автор адаптированного перевода на русский с французского.

Инициатива перевода. Я, ЗЧ. С моими глоссарием, научным аппаратом и комментариями.
Названия главкам перевода большой лекции(трактата) даю я, переводчик, для удобства и во избежание путаницы смысловых кусков текста.



28/11/2025

-----

Продолжение.
Начало здесь:
http://stihi.ru/2025/11/21/8707
Kenelm Digby Дискурс на Ассамблее


 перевод фрагмента из сочинения Кенелма Дигби «Discours fait en une c;l;br;e assembl;e: touchant la gu;rison des playes par…» («Речь, произнесённая на знаменитом собрании: о лечении ран посредством…»). Ниже — адаптированный перевод приведённого отрывка на русский язык.

Мне кажется, я где;то у Плутарха читал, что он задаётся вопросом: почему лошади, которых в жеребёнком возрасте преследовал волк и которые спаслись лишь благодаря тому, что очень быстро бежали, становятся быстрее других? На это он отвечает, что, возможно, ужас и страх, которые внушает волк молодому животному, заставляют его прилагать все усилия, чтобы избавиться от грозящей опасности; оттого страх расслабляет его суставы, растягивает нервы, делает гибкими связки и прочие части, служащие для бега, — так, что это ощущается всю оставшуюся жизнь, и лошадь становится хорошим бегуном.

Или, быть может (говорит он), дело в том, что жеребёнки, от природы быстрые, спасаются бегством, тогда как другие, не столь быстрые, попадаются волку и становятся его добычей. Итак, не потому они становятся быстрее, что спаслись от волка, а потому, что их природная быстрота спасла их от волка. Он приводит и другие причины и в конце заключает, что, быть может, всё это и вовсе не соответствует действительности.

Я не возражаю, господа, против такого способа рассуждения в застольной беседе, где главная цель разговора — приятно и непринуждённо развлечься, не прибегая к строгим умозаключениям, которые держат умы напряжёнными и внимательными. Но на столь знаменитом собрании, как нынешнее, где присутствуют столь проницательные и глубоко образованные люди, ожидающие от меня основательных доводов, я был бы крайне огорчён, если бы после всех моих усилий разъяснить, как Порошок, обычно именуемый Симпатическим, естественным образом, без магии, лечит раны — не прикасаясь к ним и даже не видя раненого, — кто;нибудь стал сомневаться, действительно ли такое исцеление возможно.

В вопросах факта установление существования и истины зависит от того, что сообщают нам наши чувства. Данный случай относится именно к таким: те, кто видел действие и опыт, тщательно исследовали все необходимые обстоятельства и убедились, что здесь нет обмана, не сомневаются в истинности этого явления. Но те, кто не видел подобного опыта, должны полагаться на рассказ и авторитет тех, кто утверждает, что видел. Я мог бы привести множество примеров, очевидцем которых я был, и даже в которых принимал непосредственное участие. Но поскольку один достоверный и проверенный пример в подтверждение достаточен, чтобы установить возможность и истину того, в чём сомневаются, я ограничусь — дабы не утомлять вас — лишь одним примером по этому вопросу. Однако это один из самых ярких, очевидных, публичных и проверенных случаев, какие только бывали или могут быть, не только благодаря примечательным обстоятельствам, но и потому, что всё дело происходило при участии лиц, стоящих намного выше обыденного уровня.

Ведь исцеление тяжёлой раны с помощью Симпатического Порошка произошло с человеком знатным, прославившимся как своими изящными сочинениями, так и занимаемой должностью. Все обстоятельства были тщательно изучены и проверены одним из величайших и образованнейших королей своего времени — королём Яковом Английским, обладавшим особым даром и удивительным усердием в исследовании природных явлений и проникновении в их суть; его сыном, покойным королём Карлом; покойным герцогом Букингемским, их первым министром; и, наконец, всё было записано в мемуарах великого канцлера Бэкона, чтобы приложить в виде дополнения к его «Естественной истории».

И я полагаю, господа, что, услышав эту историю, вы не обвините меня в самонадеянности, если я припишу себе заслугу распространения в этих краях подобного способа лечения. Вот как всё произошло.

Господин Жак Ховвель, секретарь герцога Букингемского (достаточно известный во Франции своими сочинениями, в частности «Дендрологией», переведённой на французский г;ном Бодуэном, если мне не изменяет память), однажды оказался свидетелем того, как двое его лучших друзей сошлись на поединке. Он тотчас постарался их разнять: бросился между ними, левой рукой схватил гарды шпаги одного из сражающихся, а правой, незащищённой, ухватил лезвие другого.

Те, охваченные яростью друг против друга, старались освободиться от помехи, которую ставил им общий друг, желая убить один другого. Один резко выдернул свою шпагу, которую нельзя было удержать за лезвие, и рассёк до кости все нервы, мышцы и сухожилия внутренней стороны руки г;на Ховвеля; в то же время другой высвободил гарду и нанес удар эстоком в голову противника, который обрушился на голову его друга. Тот, чтобы парировать удар, поднял уже раненую руку, отчего она оказалась рассечённой снаружи так же, как и изнутри.

Казалось, странное созвездие властвовало тогда против него, заставляя его кровь литься от оружия лучших друзей, которые, придя в себя, рискнули бы всем, лишь бы защитить его. По крайней мере, это непроизвольное истечение крови отвратило то, которое они стремились причинить друг другу. Увидев лицо г;на Ховвеля, всё покрытое кровью, стекавшей с поднятой руки, они бросились к нему на помощь. Осмотрев раны, они перевязали их одной из его подвязок, чтобы сдержать обильное кровотечение из перерезанных вен. Они отвели его домой, разыскивая хирурга, и первый попавшийся оказал первую помощь.

На следующий день, когда рану вскрыли, к нему был послан королевский хирург по распоряжению его величества, который очень ценил упомянутого господина Ховвеля. Я жил совсем рядом с ним. Однажды утром, через четыре;пять дней после происшествия, он пришёл в мою комнату, чтобы попросить у меня какое;нибудь средство от своей болезни, поскольку, как он сказал, узнал, что у меня есть очень хорошие средства для подобных случаев, а его рана находилась в столь плохом состоянии, что хирурги опасались начала гангрены, а в таком случае ему пришлось бы ампутировать руку.

Действительно, его лицо свидетельствовало о невыносимой боли, которую он испытывал, сопровождавшейся сильным воспалением. Я ответил, что охотно помогу, но, когда он узнает, каким образом я лечу раненых, не прикасаясь к ним и не видя их, возможно, он уже не захочет этого, считая такой способ лечения суеверным или неэффективным.

«Что касается последнего, — сказал он, — великие чудеса, о которых мне рассказывали многие люди касательно вашего лекарства, не позволяют мне сомневаться в его действенности. А что до первого, всё, что я могу сказать, заключено в испанской поговорке: haga se el milagro, y hagalo Mahoma (пусть свершится чудо, и пусть его совершит Магомет)».

Тогда я попросил у него кусок ткани или белья, на котором была бы кровь из его ран. Он тотчас послал за подвязкой, которая служила ему первой повязкой. Тем временем я попросил таз с водой, словно хотел вымыть руки, и взял горсть порошка из витриола, который держал в кабинете на столе, и быстро растворил его в воде. Как только подвязка была принесена, я положил её в таз, внимательно наблюдая за тем, что делал в это время господин Ховвель. Он разговаривал с одним дворянином в углу моей комнаты, не обращая внимания на то, что я делаю, и вдруг вздрогнул, словно ощутил в себе какое;то сильное волнение. Я спросил его, что с ним и что он чувствует.

«Я не знаю, — ответил он, — что со мной, но я точно знаю, что больше не чувствую боли. Мне кажется, что приятная прохлада, словно влажная и холодная салфетка, распространяется по моей руке, и это устранило всё воспаление, которое я ощущал».

Тогда я сказал ему: «Поскольку вы ощущаете столь благотворное действие моего лекарства, советую вам снять все пластыри; держите лишь рану чистой и поддерживайте умеренную температуру — не слишком горячую и не слишком холодную».

Об этом вскоре сообщили господину Букингемскому, а затем и королю, которые оба очень заинтересовались дальнейшим ходом дела. После обеда я вынул подвязку из воды и высушил её у большого огня. Едва она хорошо просохла (а для этого её сначала нужно было хорошенько разогреть), пришёл слуга господина Ховвеля и сказал, что его господин уже некоторое время испытывает такую же сильную боль, как и прежде, а может, и ещё сильнее, с такой нестерпимой болью, словно его рука оказалась среди горящих углей.

Я ответил ему, что, хотя это и произошло сейчас, это не помешает…

Примечание: в переводе сохранена стилистика и синтаксис оригинала, где это возможно без ущерба для понимания. Некоторые обороты и выражения адаптированы для современного русского читателя.

Продолжение следует

28.11.2025 01:06