Фотография на память

      Антонина прибежала с работы взволнованная и выпалила сидящим на кухне соседкам, что завтра Таньку в детском саду будут фотографировать, а у неё даже платья приличного нет, и она два месяца не стрижена.
      Соседки: тётя Маруся, сорока с небольшим лет, баба Сима, возрастом которой уже никто не интересовался, и баба Поля, её ровесница, приняли деятельное участие в судьбе одинокой мамы с двумя детьми.
      Тётя Маруся, женщина атлетического сложения и неженской силы, взяв Таньку в охапку, понесла её в соседнюю парикмахерскую, где Танька была пострижена «под фокстрот»: сзади все волосы удалялись «под машинку», то есть наголо, а впереди оставался аккуратно подстриженный чубчик.
      Тётя Сима достала из своего комода кусочек кипельно-белой материи, от которой пахло нафталином, и принялась выкраивать из него воротничок, который, по её мнению, должен был в корне изменить облик Танькиного домашнего платья.
      Когда все приготовления завершились, Антонина всплеснула руками: «Деньги!». За фотографию, оказалось, надо было платить.
      - Тонька, а ты сходи к её крёстной. Она богатая, даст.
      - Точно! - и Антонина побежала в квартиру напротив, где жила Танькина крёстная с редким именем Августа Владимировна.
      Августа Владимировна слыла в их доме самой богатой (в те времена доходы граждан не были ни для кого секретом) и самой смелой. Смелой потому, что будучи партийной и при должности, сама вызвалась быть Танькиной крёстной, одевшись на обряд крещения неузнаваемым образом и надвинув толстый клетчатый платок почти на нос.
      Стоит ли говорить, с какой радостью крёстная с лихвой субсидировала свою крестницу.
      Таким образом, к следующему утру всё было готово и Танька в обновленном белым воротником платье с модной причёской предстала перед фотографом.
      Равнодушный фотограф, никак не оценив всеобщих подвигов соседей, усадил Таньку на высокий стул и стал неспешно выбирать из своего реквизита то, что по его мнению особенно подойдет ей. Он выбрал черный пластмассовый телефон, поставил его перед Танькой и сказал: «Звони». Танька видела телефон в квартире у крёстной, но он висел на стене в коридоре. Вспомнив, что тетя Августа засовывала свои красивые пальцы в такие дырочки, она сделала то же самое, приставив трубку к уху.
      Фотограф внимательно посмотрел на Таньку, потом посмотрел в объектив фотокамеры и сделал такое недовольное лицо, как будто увидел что-то, что не соответствовало его восприятию действительности.
      Он сделал два шага в сторону, потом вернулся и переложил восковые ветки за Танькиной спиной. Но это ему не помогло, и он принялся искать что-то в реквизите.
      Достав оттуда большой клетчатый бант, он положил его на Танькину макушку и, отошедши подальше, внезапно улыбнулся и стал фотографировать, приказав и Таньке улыбаться.
      Танька, понимая важность момента и вспоминая  невероятные к нему приготовления, улыбалась изо всех сил, несмотря на  оцепенение, вызванное страхом не удержать в равновесии бант на своей стриженной макушке.
      Несмотря на свой юный возраст, она запомнила этот  день навсегда: она запомнила это оцепенение, она запомнила эту неловкость, она запомнила  эту искусственность и всё, что она претерпела ради улыбки.