Рязанов Эльдар Александрович

    На маленькой бензоколонке,
    Что прилепилась сбоку Беговой,
    Я на своём любимом «Жигулёнке»
    Томился как-то в череде на бензопой.

    Был летний день. Ни дождик ни жара,
    Ни даже ветерок покой не нарушали.
    В стране творилась застойная пора,
    Или уже и перестройку начинали.

    Тогда ведь злое слово «пистолет»,
    Вязалось, в основном, со шлангом.
    Легко бежал бензин под звон монет.
    Тихо жизнь текла неспешным шагом.

    И вдруг в спокойствие земное
    Въезжает чёрный «Мерседес».
    Невероятно. Это что такое?
    Подумал я, что дар небес.

    Ужель моё долготерпенье
    Сейчас Судьба вознаградит?
    Я ущипнулся. Нет сомненья, -
    Вот, рядом, «Мерседес» стоит,

    В нём за рулём сидите Вы,
    Кумир души моей актёрской
    С тех, отшумевших лет, увы,
    Поры моей днепропетровской.

    Тогда мне было девятнадцать,
    Я бредил «Карнавальной ночью»
    И должен честно Вам признаться,
    Что это был моей Судьбы звоночек.

    А к сорока, в московской коммуналке,
    Измучан от театра шебутной борьбы,
    Я Вас боготворил, лишь было жалко,
    Что обошла меня «Ирония Судьбы».

    Теперь Судьба дарует встречу,
    Она, злодейка, любит посмеяться.
    И я рванулся к Вам, расправив плечи,
    Горя естественным желанием сниматься!

    Из «Мерседеса» девочка глядела,
    И я сказал им, что Хоттабыча играю,
    А беспокою их  по зрительскому делу,
    И на спектакль с девчушкой приглашаю.

    И тут я Вам визитку дал, такой простак.
    Приняв её себе, Вы мне пообещали,
    Перезвонить. О, мой спектакль...
    О, Боже! Утоли моя печали...

    Ведь был звонок. Но из Одессы.
    И по-одесски-же вопрос мне был:
    - Какое масло льётся в "мерседесы"?    
     У ДРУГА вашего МАШИНУ я купил.

    Вы поняли? А я-то, как ни странно,
    Вмиг  осознал, преодолев  испуг,
    Что у меня в приятелях Рязанов,
    И я ему, выходит, лучший друг.

    Повержен этим другом я без пули,
    И мысль стрелой вошла в сознание моё, -
    Вы в «Мерседес» мою визиточку воткнули,
    И беспардонно одесситам тут же продали  её.

    Ну вот и все итоги той неформальной встречи.
    А впрочем, слышал я ещё «одесский звон»,
    И обладатель характерной южной речи 
    Просил, Разанова скажите телефон...

    Но я не говорил купцам одесским,
    Что номер мне неведом, как ни странно,
    А тот уж в гости звал, радушно, по-советски,
    Диктуя адресок, - Одесса и какие-то  Фонтаны...

    Жаль, что не поступил я как отъявленный повеса.
    Я ж ХЛЕСТАКОВА в этой жизни мог сыграть,
    И от визитки той, в кармашке «Мерседеса»
    Мог «стольких удовольствий» испытать.

    Но отказавшись наотрез от приглашений,
    Не откажусь от новой встречи с Вами.
    И в этот раз, без страха и сомнений,
    Знакомство наше я начну словами

    О том, что я артист, конечно, редкий,
    Вахтанговского солидный выпускник,
    И тридцать лет в московской оперетке...
    Стоп! Успокойся, грешный мой язык.

    Простите трепетные изияния мои.
    Пора прощаться, надо знать и честь.
    И всё же я признался Вам в любви.
    Стихи кончаю. Страшно перечесть.

    Да. Вот ещё визитка вам на случай,
    Чего-нибудь ещё ненужное продать.
    Суньте Вы её куда-нибудь получше,
    А лучше, позвоните. Буду ждать.

    1991 год. 

                POST  SKRIPTUM
   
    Он позвонил. И я, вполне серьёзно,               
    Чуть в обморок от счастья не упал,
    И стал ему кричать презренной прозой
    То, что уже стишками накропал.
   
    Потом мы встретились. С бокалом.
    (Я – Тамада на том банкете был) .
    Он мне восторгов высказал немало,
    Но вот, в кино к себе не пригласил.
   
    А жаль. Ведь я актер неслабый.
    Хоть не всегда, но варит голова.
    Изведал театральных дел ухабы,
    Мультфильм, веретено эстрады,
    В кино снимался, и не раз, а два.

    А здесь – облом. Но я не сожалею.
    Что не раскрылся мой кино-жанр.
    Войду в рязановскую киноэпопею,
    Как двадцать пятый, тайный кадр.    

    1992 год,