Беневша - 28

                28 глава.

 Пыльная дорога, ведущая к дому Рагима, осталась позади.
Мурад ступил во двор, ощущая под ногами прохладу каменных
плит после долгой дороги под палящим солнцем.
Дядя Касум похлопал его по плечу:
 - Вот и приехали, парень. Рагим – человек хороший, работящий.
Приживешься.
 Встретили их в просторной комнате, где на полу лежал толстый
войлочный ковер с замысловатыми узорами, а поверх него - белая
скатерть. Они уселись вокруг скатерти, установленной пиалами
с дымящимся чаем, сладостями и лепешками. Воздух был густым
от аромата свежего хлеба и травяного чая.
 Хозяйка, Гульназ, оказалась женщиной с яркими, почти
вызывающими глазами и быстрой речью. Она все время смеялась.
Но смех ее резал слух – громкий, не к месту, какой-то надрывный,
будто сквозь зубы. Он не был веселым; в нем слышалась нервозность,
что-то натянутое, почти истеричное.
 «Как ненормальная», - подумалось Мураду. Рагим, хозяин, солидный
мужчина с усталыми глазами и бородой с проседью, лишь изредка
бросал на нее беглый, утомленный взгляд и продолжал разговор с
Касумом. Видно, давно смирился. «Горбатого могила исправит», -
всплыла в голове горькая поговорка. Касум отвечал ей вежливой,
но явно вымученной улыбкой. Значит, знал ее нрав?
Значит, предупреждал меня не просто так.
 Касум не уставал хвалить Мурада:
 - У него золотые руки, Рагим. Что плотник, что со скотом
управится, что в поле – не подведет. Трудолюбивый, как муравей,
и честный – копейки чужой не возьмет.
 Рагим кивал, слушая с добродушным, открытым выражением лица.
Видно было, он доверял Касуму безоговорочно, и это доверие
автоматически распространялось на Мурада. В его взгляде читалось
одобрение и надежда на надежного помощника.
 Гульназ же была иной. Ее темные глаза, быстрые, как птички,
то и дело останавливались на Мураде. Взгляд был оценивающим,
проницательным, словно она пыталась разглядеть что-то за его
сдержанностью. Иногда в уголках ее губ мелькала короткая, ничего
не значащая улыбка, тут же сменяясь настороженностью. От этого
взгляда Мураду становилось нелегко, как будто он попал под микроскоп.
 «Трудно будет с ней ужиться», - промелькнула тревожная мысль.
 Что-то непредсказуемое веяло от этой женщины.
 Пока мужчины потягивая чай, обсуждали цены на мясо и шерсть,
Гульназ вдруг встала, грациозно поправив складки яркого платья.
 - Покажу гостю, где ему обосноваться и что к чему, - объявила
она, и в голосе ее прозвучала не просьба, а констатация факта.
– Иди за мной, Мурад.
 Он последовал за ней во двор. Солнце клонилось к закату,
отбрасывая длинные тени от дома. Гульназ показала на небольшой,
но крепкий сарай:
 - Твоя обитель, Мурад. Чисто, сухо, постели себе на сене – мягче
перины будет.
 Потом повела к загону. Небольшое стадо – пара коров с телятами,
несколько овец, коза – встретила их тихим мычанием и блеянием:
 - Вот твои подопечные. Утром – на водопой к реке, потом пасти
на дальнем лугу, вечером подоить, убрать навоз, засыпать свежую
подстилку. Наколоть дрова и принести воды с родника – вон там,
за ореховым деревом.
 Она говорила четко, по делу, без прежней истеричности.
Мурад мысленно отмечал каждое слово.
 - Рагим занят в кузнице, ему нужны свободные руки. Не подведи
дядю Касума.
 В последней фразе прозвучал намек: подвести дядю значило
подвести и ее.