Говорили, пройдёт, только кто говорил?

Говорили, пройдёт, только кто говорил?
Те, чей дом не обуглен до голых стропил,
чей в груди метроном не молчит, а стучит,
кто чужую потерю на граммы дробит.

Кто не видел, как свет, покидая зрачок,
превращается в точку, в ничто, в пустоту.
Кто не знает, как время и сердца толчок,
застывает навечно на этом мосту
между выдохом — прошлым, и вдохом — пустым,
между тем, что сбылось, и чему уж не быть.
Говорят, всё проходит. Но этот вот дым
от тебя невозможно ничем перебить.

Вот твой шарф на комоде, вот чашка, вот плед.
Бесполезный набор для молчанья вдвоём.
Я смотрю на него уже тысячу лет,
и он смотрит в меня, как в оконный проём.
И зима за окном — не сезон, а итог,
бесконечная опись остывших вещей.
Я теперь — экспонат, позабытый предлог
в предложении, вырванном из падежей.

И стою посреди этих стылых квартир,
этих улиц, проспектов, где ветер сквозит,
словно в теле огромном, где вырвали мир,
оставляя лишь то, что безбожно болит.
Говорят, всё проходит. Но память — не грипп.
Ей не выпишешь справку, рецепт, бюллетень.
Это вмёрзший в гортань несмолкающий хрип.
Это тень от тебя, что длиннее, чем день.

Говорят, всё проходит. Наверное, ложь.
Или правда, но только не в этом углу,
где ты больше по имени не позовёшь,
оставляя лишь холод лежать на полу.
Где наш кот, как сиротка, средь комнаты сник,
и молчание стало плотнее свинца.
Где кончается всё, но не кончится крик,
что застыл в человеке без черт и лица.