По...

            (ПО НАСТОЯТЕЛЬНЫМ ПРОСЬБАМ ЕДИНСТВЕННОЙ ЧИТАТЕЛЬНИЦЫ)

Т.

                Ангелоподобное творенье,
                ты к нам с небес явилась
                Лапо Джанни

                Милей, чем Ты, не сыщешь существа.
                Гвидо Кавальканти

                Красавица младая, появилась
                Здесь для того, чтобы мог любой
                Нездешней насладиться красотой.
                Данте Алигьери

                Возможно ль жить, всем сердцем не любя?
                Джон Китс
               


Однажды вечером
Я Лапо, Данте почитал.
И Кавальканти
С Гуиницелли тоже.
(Оба - Гвидо)

И все Они - друзья.
Прекрасно жить коль у тебя
Друзья такие.
(Я тоже, Эзра, иногда тоскую*…)

Чудесные, красивые и сладкие стихи!
(Как будто ложкой сахар ешь)
Но всё ж не слаще
Губ моей любимой.

Чрез Вас Сама Любовь заговорила!
(Джон Мильтон мне не даст соврать*)
А Мона Ладжа, Беатриче, Примавера   
И сквозь века сияют звёздами для нас. 

Но та звезда,
Что древле звали Люцифером*,
Что ярче всех на небосклоне,
Спустилась к нам под именем Татьяна!

               
                Никто из женщин не сравнится с нею.
                Гвидо Гуиницелли

Моритуро 27.11.2025

На картинке:
«Джотто пишет портрет Данте». Картина Данте Габриеля Россетти. Рядом с Данте созерцающим лик Беатриче Портинаре — его друг Гвидо Кавальканти.

* Беатриче, Примавера, Мона Ладжа - Музы Данте, Гвидо К. и Лапо Джанни

Для любознательных и ленивых:

* Люцифер.
Слово «Люцифер» (от лат. Lucifer — «светоносный») так и переводится, как "несущий свет". «Лю» означает нисходящий свет, «ци» — энергию, свет, «фер» — сферу. И появилось это слово в Древнем Риме.

Как известно, в Древнем Риме в ходу было 2 языка – латинский (латынь) и древнеримский. В западной части империи латынь использовалась в судопроизводстве, образовании, а затем и в религии. В восточной части официальные функции взял на себя древнегреческий язык.
Слово «Люцифер» тогда описывало только один объект – крупную и яркую звезду, которая выделялась на небе утром перед рассветом на востоке. Сейчас эта планета называется Венера.

Яркая звезда Люцифер, была предвестницей света, т.к. вслед за ней всходило Солнце, наступал новый день. И была она символом:

- Озарения

- Гармонии и мира

- Свободы, стремления к независимости, освобождения от гнета (возможно, как раз это значение планеты легло в основу христианского мифа о свободолюбивом Архангеле Люцифере, который за свой бунт против Бога, был свергнут с небес).

В Римской империи имя Люцифер носили мужчины. Значение его было все то же - «сияющий, несущий свет». В начале IV век н.э. это имя носил один из ранних римских пап.

В раннем христианстве не существовало никакого падшего ангела и дьявола с именем Люцифер (это появилось в позднем христианстве). В IV веке н.э. даже существовала христианская секта, члены которой назывались люциферианами.


Эзра Паунд

В ЗАТОЧЕНИИ

Я как по родине тоскую по себе подобным.
О, знаю я, кругом немало дружелюбных лиц,
Но как по родине я по своим тоскую.

«Распродают картины наши!» Что ж,
Меня затронет все это едва ли,
Холодным лезвием коснётся, но не ранит,
И пламя Сердца не покинет свой очаг,
А то в золе умолкнет, затаится…
Но эти тлеющие угли ждут Тебя.
«Тебя?» О, «Ты», о первородный, приходящий
Из глубины духовного родства.
Да, как по родине я по тебе тоскую,
И нет мне дела до простых людей.
Да, я по тем охвачен ностальгией,
Кто в чувствах, мыслях, в каждом вдохе мне подобен,
Кто схож со мной в познанье красоты...

Да, я грущу о породненье в духе.
Нет никого по мою душу в этом мраке.
Они приходят из глубин, вздымая волны,
«DAEMON», «Quasi KALOUN». Как говорил S.Т.*
Красота – нечто большее:
«зов, к душе обращённый».
Значит, это взывают они, словно хлопья тумана
Возникая в душе,
Словно магии древней ожившие чары.

Пусть это так, но я тоскую по своим,
По тем, кто соприроден, сопричастен,
В ком тайна светится сквозь саван плоти;
По всем, «кто с некой странною печалью»,
Смеется над земным, но сердцем добр.
Друзья мои, да, я познал величье
Того, что безгранично и едино.
Вы, как и я, скрываетесь, таитесь,
Лишь изредка рывок к окну – прорыв
К любви, надежде, красоте и силе,
И вновь – зола; глаза полузакрыты.
Вас не коснется даже эхо мира.

О, вы, друзья мои! Там, на морских просторах,
Что разделяют нас, – сапфир и пурпур,
И серебром сверкают брызги в солнечных лучах,
И судно яростно крошит тугие волны –
«Veltro* над бездной; так же сверлят годы
Мой черепаший дом.
Холмы, пригорки
Вдали как волны; нам же пасмурно и грустно
Здесь, на равнине, на мели – в затворничестве нашем.

Но вновь «Воспрянь!» – поет душа, и мы едины,
И ты, и Ты, и ТЫ – все, кто мне близок,
Кого согреет сердца, рук моих тепло.
Ведь я люблю вас – так деревья любит ветер,
Цветы и листья их лелея, исцеляя
И извлекая пенье из ветвей.
И без него они не больше, чем осины –
Недвижны, немы – только шепот, внятный птицам:
Прочь, в запредельное, туда, за грань, за край.

 ** S.Т. – С.Т. Кольридж. В этой строфе подразумевается эссе Кольриджа, в котором тот, в частности, утверждает, что для древних греков «предмет прекрасного» («Quasi kaloun») есть то, что «взывает к душе».

** Veltro» – «Борзая», аллюзия из Данте (см. «Ад», I, 102).

* Джон Мильтон

Канцона

Терплю насмешки здесь я вновь и вновь
От юношей влюблённых и от дам
За то, что воспевать в стихах решаюсь
На чужестранном языке любовь.

"Скинь, — мне они бросают, потешаясь, —
С плеч непосильный груз и по волнам
Плыви к иным, знакомым берегам,
Где ждут тебя шумливые дубравы,
В тени которых слава
Венок бессмертья для твоих кудрей
Уже сплетает из листвы зелёной".

Но я словами госпожи моей
Отвечу им в конце своей канцоны:

"Пиши на нашем языке родном,
Затем что говорит Любовь на нём".

Гвидо Гуиницелли, (ошибочно называемый Гвиничелли; итал. Guido Guinizelli dei Principi; около 1235—1276) — крупнейший из поэтов Италии до Данте и непосредственный учитель последнего в лирике.

Сплошное безрассудство, сущий вздор —
Бессильному тягаться с высшей силой.
Вот и меня сразил мгновенный взор,
Когда я встретился глазами с милой.
Он в одиночку бьет,
Подмоги красоты не ожидает:
Владыку выдает Не мощь, а благородное обличье,
Поскольку он с рожденья обладает
Всевластием природного величья.

И так был сокрушителен удар,
Что перед ним не устояло зренье:
Достал до сердца нестерпимый жар,
И нет ему доныне утоленья.
Потом пришел покой —
Отрада безнадежного больного
У смерти под рукой.
А милая глядит без сожаленья,
Уходит ни полслова,
Само высокомерье и презренье.

Что ж, ей легко высокомерной быть:
Никто из женщин не сравнится с нею.
Ей, точно солнцу, их легко затмить,
Они при ней невзрачней и тусклее.
К тому же дан ей дар
Любезности, учености и слога.
Столь несравненных чар
Она живой пример и совмещенье,
Что скажем для итога:
В ней — идеал, обретший воплощенье.

Утеха глаз — смотреть, когда она
Выходит на прогулку, разодета:
Ее сияньем улица полна,
Ликует мир, ища ее привета.
А если выйдет в ночь,
То словно солнце вышло первой ранью
И гонит сумрак прочь.
Лишь ясный день завидовал, бывало,
Прекрасному сиянью,
А тут и ночь завистницею стала.

Амур меня ей в службу отрядил.
Я не просил, но так уж получилось…
Я точно в гущу бури угодил:
Куда ни глянь — везде одна немилость,
Я ей — что есть, что нет:
И в двух шагах меня не замечает,
Но неотступный свет
Стоит над ней: любовный жар особый
Мадонна излучает,
И потому мне ей служить до гроба.

Лапо Джанни [Lapo Gianni] — итальянский поэт второй половины XIII и начала XIV вв. Родился во Флоренции в середине 1250-х годов, Лапо Джанни, вероятно, был нотариусом. Он был близким другом Данте и Гвидо Кавальканти и поддерживал политические связи с Данте во время его приората. О нём известно немного, кроме того, что он принадлежал к роду Ричевути и был жив в мае 1328 года, так что пережил и Данте, и Кавальканти. О личной жизни Лапо Джанни сведений не сохранилось. Лирическая продукция Л. Д. образует как бы связующее звено между любовной схоластикой Гвидо Гвиницелли и болонской школы с поэзией dolce stil nuovo. Данте посвящает свой знаменитый сонет о "зачарованном челне" Гвидо Кавальканти и Л. Д.: "Guido, vorrei che tu e Lapo ed io…" ("Гвидо, я хотел бы, чтобы ты и Лапо и я…")

Как шли волхвы, на небе наблюдая
Звезду, что их вела к стране восходной,
Чтобы рождество они почтили Бога,
Так вел Амор меня в тот день, когда я
Узнал любовь - в ней сердцем благородный
Жив, и она - к спасению дорога.
И я сказал, что прожил так немного.
"Не бойся", так Амор меня утешил,
"Взгляни, она смиренна без упрёка!".
И вот, ее увидев издалёка,
Чуть не лишился чувств я и опешил,
Мое тогда погибло сердце разом.
И я увидел в ней веселый разум,
В привете мне и взоре ясноглазом.

***

О ангелоподобное творенье,
ты к нам с небес явилась, я свидетель.
Прещедро добродетель
тебе отмерил бог любви всевластный.
Какой-то чудный дух в тебя вселился,
и из очей излившись, поразил он
меня, едва узрел я лик твой, дива;
и вторгся, и во мне укоренился,
и душу с сердцем в бегство обратил он –
оцепенели бедные пугливо,
когда он воцарился горделиво,
сопротивленье оказать не в силах;
такой удар хватил их,
что к смерти уж готовились ужасной.
Потом душа, оправившись отчасти,
вскричала: "Что ж ты, сердце, не на месте?
иль умерло? – не разберу, признаться!"
А сердце безутешное, от страсти
чуть живо, не могло ни встать, ни сесть, и,
с трудом сумевши с силами собраться,
взмолилось: "Подсоби, душа, подняться,
и возвратиться в крепость разуменья!"


Гвидо Кавальканти (итал. Guido Cavalcanti; 1259, Флоренция — август 1300) — итальянский философ и поэт. Сын известного философа Кавальканте деи Кавальканти из влиятельного рода Кавальканти.
Был другом Данте и до него считался главой флорентийских поэтов, продолжил философски-мистическую любовную поэзию болонца Гуиницелли.

Красавиц обольстительные взоры,
Нарядных всадников блестящий строй,
Беседы о любви и птичьи хоры,
Корабль, бегущий по волне морской,

Прозрачность пред зарей, что вспыхнет скоро,
Снег, падающий тихо над землей,
Журчание ручья, лугов узоры,
Каменьев блеск в оправе золотой —

Что это все пред дивной красотою
И благородством госпожи моей?
Презренный тлен, не стоящий и взгляда!

Как перед небом меркнет все земное,
Так все, что видишь, меркнет перед ней.
Добру соединиться с ней — отрада.

Гуидо Кавальканти  К его Даме Джоан

В Тебе есть и цветенье, и листва.
Лишь радость для того, кто посмотрел.
Милей, чем Ты, не сыщешь существа.
Ты - совершенство. Ты его предел.
От прелести кружится голова.
Бывает, что влюблённый оробел.
Ты в обхожденье точно такова,
чтоб он скорей воспрял и осмелел.
Твои подруги славным тесным кругом
и все служанки ценят Твой успех,
и Ты в почёте по своим заслугам.
Все - тоже - соучастницы утех.
Их дом манит сообщество к досугам -
и Ты в нём, несомненно, лучше всех.

Данте — К ГВИДО КАВАЛЬКАНТИ

О если б, Гвидо, Лапо, ты и я,
Подвластны скрытому очарованью,
Уплыли в море так, чтоб по желанью
Наперекор ветрам неслась ладья,
Чтобы фортуна, ревность затая,
Не помешала светлому свиданью;
И, легкому покорные дыханью
Любви, узнали б радость бытия.
И монну Ладжу вместе с монной Ванной
И той, чье "тридцать" тайное число,
Любезный маг, склоняясь над волной,
Заставил говорить лишь об одной
Любви, чтоб нас теченье унесло
В сиянье дня к земле обетованной.

Гвидо Кавальканти — К ДАНТЕ

О если б я любви достоин был -
Во мне лишь память о любви всевластна -
И дама не была б столь безучастна,
Такой корабль мне стал бы, Данте, мил,
А ты, из тех, которых посвятил
Амор, смотри - жду милость ежечасно,
Но дама в сердце целится бесстрастно,
Как ловкий лучник: жду, чтоб он сразил
Меня. Амор натягивает лук
И, торжествуя, радостью сияет:
Он сладостную мне готовит месть.
Но слушай удивительную весть -
Стрелой пронзенный дух ему прощает
Упадок сил и силу новых мук.


Данте

(LXXXVII)
      "Красавица младая, появилась
      Здесь для того, чтоб мог любой
      Нездешней насладиться красотой.
      Я - дочь небес, и я оттуда вновь
      5 Пролью на мир блаженное сиянье.
      Кому при встрече не внушу любовь,
      Тому не суждено любви познанье.
      На то Природы было пожеланье,
      Чтобы меня Амор, вожатый мой,
      10 Привел во всей красе в предел земной.
      Играет звездный благодатный свет
      В моих очах; моя краса -- чудесна,
      И чуда в этом никакого нет,
      Затем что красота моя небесна.
      15 И только тот найдет, что я прелестна,
      Чьей овладеет бог любви душой,
      Пленив ее красавицей другой".
      Такие в ангельских чертах слова
      Начертаны решительно и ясно.
      20 Я любовался девой, жив едва,
      И убоялся смерти не напрасно,
      Владыкой ранен, что единовластно
      Царит в очах красавицы младой.
      С тех пор и плачу, потеряв покой.

Джон Китс

I
Ах, женщина! Когда вгляжусь в тебя,
То гордую, то ветрено-простую,
Ребячливо-смешливую, взыскую
Лишь света, что рождает сам себя;
Возможно ль жить, всем сердцем не любя:
Дух воспаряет в пустоту глухую,
И все-таки я снова протестую:
Ты так добра и так нежна, грубя.
Любить всевечно и любимым быть;
О, небеса! Отчаянно сражаться
Готов я, даже лоб готов разбить -
Подобно Калидору, - может статься,
Как Рыцарь Красного Креста - добыть
Победу, - но с тобою не расстаться.

II

Глаз хризопраз, и лес волос, и шея
Фарфоровая, и тепло руки -
Единство их рассудку вопреки
Тебя моложе делает, нежнее.
О, небеса! Какой здесь вид! Шалею,
Нельзя не восхититься, до тоски
Нельзя не озвереть - две-три строки
Я подарить потом тебе сумею.
Но как же ненасытен я с тобой:
Твоей улыбке не страшна остуда -
Знак острого ума, любви святой;
Меня не запугают пересуды;
Мой слух распахнут настежь, Боже мой,
Твой голос я ловлю: ах, что за чудо!

III

О, кто б забыл ту сладость, что досталась?
Кто, честно глядя, впрямь бы смог забыть?
О, Боже, блеет агнец, хочет жить,
Мужской защиты просит. Ваша жалость
Ей, агнцу, справедливо в дар досталась;
А если кто-то хочет погубить,
В руины чудо-замки обратить,
Тот - негодяй. По правде, даже малость
Вниманья милой радует, когда
Я слышу пальцев легкое касанье
Иль вижу, как в окне горит звезда,
Я чувствую: то - знак ее вниманья,
Цветок из рук ее, в ручье вода;
Лишь вырви нить - и рухнет мирозданье.

Перевод В.Широкова.