Под знаменем весёлым 2...

Оно, под знаменем весёлым,
По градам шло, плелось по сёлам...

Тыр-пыр... Стоп!
Своё «Оно» я уже сложил. Вчера. С «суворовским штыком», от Ершова, в эпиграфе.
А вернулся я к нему (многоного-безликому) постольку, поскольку не всё отдал Композиции Лики.
По крайней мере, я намеревался как-то откликнуться и на авторский текст, и на «Вода и Огонь» Игоря Бирюкова, и на «жертву вещества» Володи Ковбасюка.
Но, прежде, вернусь к своему вчерашнему.
Завершающий катрен

Да мы – опять Ого! На многое готовы.
Попробуй удержать Такое всемером.
Нас матери не ждут, не плачут наши вдовы.
Читайте Шестоднев! Долой Декамерон!

Если первой строкой я «ловко» перекликнул «многоногое» (пользуя ко всему восклицание (Ого!) и первый слог «готовности») Гиппиус, то последняя (строка!) прилетела мне из чего-то до боли знакомого. То бишь – из своего Былого.
Пришлось заглянуть в Свитки.
Не ошибся (в подозрениях)!
«Бах». Так назывался первоисточник.
Не в смысле «выстрела» или «падения», а в прозвище великого Иоганна Себастьяна.

Какой Ручей?! Скорее – Море.
Клавир. Изысканный хорал.
Токкату с фугой в ре-миноре
Сам Бог инкогнито играл.
И несть в отечестве пророка.
На Шестоднев – «Декамерон».
Германский гений. Дух барокко.
Венец причуд – оксюморон.
Кипят страстями пассионы.
Бурлит регистрами орган.
Покровы падают с Сиона.
И Небу внемлет Иоганн.
(18.01.2017)

Тот же Шестоднев, с тем же Декамероном. И – так же не без упоминания об Отечестве.
Однако – в Музыку!
Теперь – к стиху Игоря. «Вода и Огонь» (1.06.2025).

«Победа, достигнутая насилием,
равносильна поражению,
ибо краткосрочна»
/Махатма Ганди/
------------------------------

большая вода как большая грусть
не ведает берегов
а тот кто твердит: – я сюда вернусь
чтоб трупы считать врагов –
надсадно плывёт и плывёт туда
где путает берега

все слуги огня догорят в огне
не в силах огонь сдержать
их дети отыщут кремень в золе
чтоб высечь огонь опять
извечные искры людского зла
хранит под собой зола

а люди всё пробуют сотни лет
огонь или воду на вкус и цвет
друзей в этом деле вовеки нет
и нет никаких побед

Игорь – хороший поэт. Поэт! В отличие от меня – баламута.
Кроме того, направленность его мысли (в целом и – в этом случае) мне никак не претит. В этом, при всей символичности текста (что меня, опять-таки – более, чем устраивает), она и достаточно прозрачна. И выразительна, и – ясна.
Выбор именно этого текста Ликой (в обрамление к своему) мог определяться и прямым упоминанием о людском зле.
Как и в избранном стихотворении Бориса Чичибабина

И вижу зло, и слышу плач, и убегаю, жалкий, прочь,
раз каждый каждому палач и никому нельзя помочь.
Я жил когда-то и дышал, но до рассвета не дошёл.
Темно в душе от божьих жал, хоть горсть легка, да крест тяжёл.
Во сне вину мою несу и – сам отступник и злодей –
безлистым деревом в лесу жалею и боюсь людей.

Меня сечёт Господня плеть, и под ярмом горбИтся плоть, –
и ноши не преодолеть, и ночи не перебороть.
И были дивные слова, да мне сказать их не дано
и помертвела голова, и сердце умерло давно.
Я причинял беду и боль, и от меня отпрянул Бог
и раздавил меня, как моль, чтоб я взывать к нему не мог.

Думаю, что здесь Лике глянулась ярко выраженная религиозная подкладка, где герой, принимает всё зло мира (людское!) на себя – хотя бы во сне... До полного отчаяния в богооставленности.
Мне снился сон...
Такой строкой начинаются многие стихи.
А уж чем-то подобным...
Полистайте «Божественную комедию». Данте Алигьери.
Прикинем. Пусть с Михаилом Лозинским.
«Ад». Песнь первая.

Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины.
Каков он был, о, как произнесу,
Тот дикий лес, дремучий и грозящий,
Чей давний ужас в памяти несу!
Так горек он, что смерть едва ль не слаще.
Но, благо в нем обретши навсегда,
Скажу про все, что видел в этой чаще.
Не помню сам, как я вошел туда,
Настолько сон меня опутал ложью,
Когда я сбился с верного следа.
Но к холмному приблизившись подножью,
Которым замыкался этот дол,
Мне сжавший сердце ужасом и дрожью,
Я увидал, едва глаза возвел,
Что свет планеты, всюду путеводной,
Уже на плечи горные сошел.
Тогда вздохнула более свободной
И долгий страх превозмогла душа,
Измученная ночью безысходной.

Весь текст Данте – передача некого Видения. Сна.
Фантазия!? Воображение?
Угу!
С учётом «различений» от всяких там кантов-гегелей-лосевых. А мы ещё и с Вейдле любили «погулять». А и много с кем другим (порой – напропалую).
Если «с Лосевым», то не без различения Виденья и Веденья. А то и – ВИденья и ВидЕния. В контексте выяснения отношения между Верой и Знанием (с их «нераздельностью-неслиянностью»).
Что же имело место в случае с БК (Данте)?!
Прикидывайте сами. С учётом того, что прикидывали по этому предмету многие нехилые умы (однако, Невзорова, при всём к нему, лучше сюда не привлекать).
Жизнь (при всей расплывчатости этого имени) и Сон. А рядом – Сон и Смерть.
Или – Сон и Явь. Ну, и не без отрефлексированности понятия самой Действительности (едва ли не самого трудного из всех!).
Сознание, подсознание, сверхсознание... С «путающимся под ногами» самосознанием (вероятно, как элементом сверсознания).
Их (трёх первых) со-отношение. В том числе – во Сне. И именно – в Сновидении.
Махонькое отступление. Вероятно, необязательное.

Ну, без Воображения (без Вымысла) в Искусстве делать нечего. Как и в Творчестве вообще. Да и просто – в Жизни (с оговоркой – человеческой).
Впрочем, про «человеческое», в связи с упоминанием о «деланье», совершаемом живым существом – уже излишне. Просто животное не способно к «деланью», к «производству», кои предполагают свободное целеполагание, а не сугубое следование генетически «заданной программе» или «плану». Ну, а к «творчеству» (к собственно творчеству) не способен уже и искусственный интеллект, в программу которого заложено именно «деланье». Или – конструирование.
Мышление – конструктивно. Понимание – выразительно.
Формулы Лосева.
К вопросу о том, мыслит ли животное (высказывания, допустим, Энгельса, по этому поводу – при всём уважении – не вполне адекватны, с учётом различия между классической диалектикой и т. н. материалистической). А также к тому, понимает ли искусственный интеллект.
Последний, преуспевающий в конструировании больше человека, согласно формуле А. Л., вроде, как – мыслит. Стоит ли здесь добавлять-оговаривать «как-то»?! Подобно тому, как тот же Фридрих определял «мышление животного». – Вопрос...
Организм. Механизм...
Личность. Личность – особенность человека. Человеческого индивидуума. Насчёт того или иного социума (вплоть до государства) – снова вопросы. При том, что [с этим «притомом», в связке с «что», я предпочитаю «архаичное» разделение, когда пишу через запятую] и в собственно человеке личность явлена постольку поскольку.
Насколько сочетаемы личность и механизм?! Гммм... Как, кстати, и возможность сочетания организма и механизма. При всех там «картезианских» (в духе механицизма) определениях касательно животных. Вероятно, именно им наследовал и Энгельс со своим «животным мышлением» (в «Диалектике природы», если я не ошибаюсь) – ассоциативным (а не абстрактно-понятийным), обусловленным инстинктом (а не трудом).
Да. ДП Ф. Э. – книжка совсем неглупая. * При всей её «архаичности». И мои «придирки» к ней носят во многом игровой (герменевтский) характер.
Мышление (таки не животное) предполагает различение смысла вещи и самой вещи. Или – смысла вещи и её образа.
Опять – «гммм...». К вопросу, насколько животное различает уже образ вещи и «саму вещь». Вероятно, это «насколько» и позволяет допускать хотя бы ассоциативное мышление.
Помню, как достаточно продвинутый на уровне местечковости минский философ (пусть будет так) Жуков [даже интересно, упоминал ли я его ранее в своих Свитках среди иных (многих) Жуковых (от Ванек (я – не о Ване Жуке) до маршалов) и Жуковских], на курсах «повышения квалификации» травил – назойливо, аки наш Прищепа о своих знакомствах с космонавтами и сыном Янки Мавра академиком Фёдоровым – «кибернетскую» байку о том, что кошка преследует не мышку, а образ мышки. Видимо, именно к тому, что животное (даже столь сообразительное, как кошка) образ вещи от самой вещи не отличает.
И обойти эту прихохмушку я, скорее всего, у себя-таки не мог. Но... Не нахожу!

Но страшен ветер. Он в окошко
дудит протяжно и звенит,
и, не мигая глазом, кошка
ворочает пустой зенит.

Ниии... Это – не я. Это – мой тёзка Нарбут (1918).
Мышление научное.
Мышление художественное.
Мышление символистко-герменевтическое.
Символ и знак.
Слово (во всей его объёмности!).
Имя (не сводимое к «названию» или «кличке»).
Понятие... А хоть и с его движением от «конкретно-эмпирического», через «абстрактное» – к «конкретно-спекулятивному».
Понятие и Идея (Эйдос).
Когда Лосев говорит о сознании животного, речь идёт только об отличии себя от другого, но не о различении себя в самом себе. То есть – не о самосознании.
А уже отличие себя от другого как-то сочетается и с «ассоциативным мышлением».
Тьфу на меня (со своими «шарманками»)!

А у Данте (который сам Алигьери) с этим Сном – Знаковое!
Не один я подметил...
Вот и на Стихире, некто – тоже Данте (но Де Анри) свой верш «Быть может мне, и этот мир приснился?» начинает с засеченного мною «Мне снился сон»

Мне снился сон, в нём пламень в небе яркий
Питал сполна источник вечности живой!
Его огонь печатный, вечный, властный, жаркий,
Свой властный взор на призрак бросил мой!

Дальнейшее из Де Анри (при всём уважении) опущу – да и в этом не всё мне по вкусу.
Кстати, если в названии «и» передвинуть и поставить перед «мне», насколько поменяется суть?! – Проехали...
А своё, из наглости, приведу. С той строки начинающееся.
А вот и снова – нет! Вернее, не совсем.
Строка эта в вершах моих встречалась не раз, но текст с неё начинался лишь единожды. И – в прозу. В опусе «Сон» (от 25.06.2024).

Мне снился сон...
Сны мне снятся не так и часто, и не всегда – значимые.
К тому же они существенно стираются. Практически – сразу.
Остаются лишь некоторые детали и какая-то основная кайма (канва). Или – настроение.
Снятся, скорее, под утро, но – необязательно.
Сегодня (25.06) – снилось...

А уже про саму строчку (про то, где и как она мне приходила) – в конце этого опуса...

А вершей с этим словосочетанием («Мне снился сон...») у меня – по крайней мере, три.
Приведу здесь последний. Больничный. Позапрошлого года.
Слагался – точно в двадцатых числах июня (дату не сохранил).
Не исключаю, что именно 25-го.

«Мне снился сон…»

С утра. В начале пятого. В жару.
По всем угодьям трестовской больницы
Из комнат – из сестринских и палат –
Могучий храп уныло раздаётся.
Уныло не храпящим. Токмо мне,
Уж полчаса глядящему в пространство
Над крышами чуть дремлющих домов.
Воочию. В оконном переплёте.
Обрывки удивительного сна.
По свежей памяти не то, чтобы сшиваю,
Но не спешу в пучину отпускать,
Откуда им уже не возвратиться,
По крайней мере, в трезвости своей.

Сон был хорош не яркостью картин,
А мыслью, изощрённою и плотной.
Я молод был, в том сне, и занимался
Какой-то увлекательной наукой.
Из области зело фундаментальных.
И занимался, видимо, всерьёз.
Там математика и физика сплелись
В одну нерасторжимую тотальность,
И магией дышало естество.
И были у меня во сне два друга.
Ведомых. Но никак не на посылках.
Имеющих суждение своё
По каждому предвечному вопросу.
Итогом всех научных изысканий
Являлись выводы. Где свод последних формул
Был высвечен испытанным числом:
Два-дцать-одно.
Три собранных в единое синтагмы.
В них были связаны важнейшие константы.
Параметры пределов бытия.
Вещей, событий, духов и «воздухов».
Короче, всех предметов и стихий.

И вот, мне обнаружить удалось
Просчёт в цепи надёжных исчислений.
Просчёт, лишавший две из трёх конструкций
Незыблемых, казалось, совершенств.
Менялось всё, при строгом пересмотре.
И только я об этом записал,
Сверкнула молния. Могучий гром ударил.
И первый дождь по кровлям застучал
Спустя недели строгих воздержаний…

Как видите, в этом «строчка» наша легла в название.
Приведу (в Наглость!) и остальные.

Коли кружля вишнева заметіль,
Коли сади цвітуть рожево-білі,
Слова, що просяться з душі – ток неcмілі,
Коли кружля вишнева заметіль.
Коли вночі купаються в росі
Шовкові трави – в серці Ніжність плаче.
Як добре, що цього ніхто не бачить,
А тільки трави, скупані в росі.
(С сайта Стихи.ру)
---------------------------------------------

В саду метель, вишнёвая пурга.
От лепестков всё розово и бело.
В немой душе таинственный орган
Ноктюрн любви наигрывал несмело.
В росе купаясь, нежилась трава.
И кто-то близкий, будто за межою,
Шептал давно забытые слова.
И плакал тихо в унисон с душою.
Угомонилась музыка-метель.
Пошли в распыл и яблони, и вишни.
Слова гремят, да звуки их – не те.
И нет любви –
ни к дальнему, ни к ближним.
Но вот опять…
Недале, как вчера.
Мне снился сон.
Весна на Буковине.
За Черемошем
вишня расцвела.
Одна…
В отрогах, на зыбучей глине.
Самотнiй вiтер вие уздовж рiки.
Вiвчар отару на подвiр'я з гори
Жене…
Дiвчина. Мати. Рушники.
Кохання, сльози, щасцейка i горе.
(Нелепое, 27.02.2013)

А Г. Бенну («Поэт», 2-3.02.2017) она зашла в самом конце. Да ещё – в какую-то «отделку».

Мне снился врач. Патологоанатом.
Холодный склеп и груды мёртвых тел.
Безликий рок, залитый кровью фатум.
Сует пустых заслуженный предел.
И доктор Рённ, откладывая скальпель,
весь этот «шлак» запихивал в стихи.
Конечно, морфий. Яда пару капель
– Змеиного.
Для бодрости – стрихнин.
Бедняжка Муза корчилась от шока.
Её от боли надвое рвало.
Не шлюха, не какая-то дешёвка!
Проказою изжёвано крыло.
А он «сверлил», верлибром и рифмуя.
Завидуя бездумному зверью.
Потом опять распарывал прямую
кишку.
И слог скользил по острию…

«Проклятый мозг! Заносчивое слово.
Озлобленный, напыщенный дикарь…»
– Взыскует света доброго, иного
отринутый природою Икар.

Мне снился сон…

Опять – некоторая пауза.
Тем более, что к помянутому стиху Игоря Бирюкова я намерен приложить и пришедшее к нам (мне лично и на Сайт) замечательное от Вали Щугоревой. С огнём и водой (а и не только).

26-27.11.2025

PS:
* Поскольку совсем неглупую книжку Энгельса (коему, в качестве диалектика, я предпочитаю-таки Лосева) сегодня мало кто листает, приведу оттуда лишь один фрагмент

[Впрочем, само собой разумеется, что мы не думаем отрицать у животных способность к планомерным, преднамеренным действиям. Напротив, планомерный образ действий существует в зародыше уже везде, где протоплазма, живой белок существует и реагирует, т. е. совершает определенные, хотя бы самые простые движения как следствие определенных раздражений извне. Такая реакция имеет место даже там, где еще нет никакой клетки, не говоря уже о нервной клетке. Прием, при помощи которого насекомоядные растения захватывают свою добычу, является тоже в известном отношении планомерным, хотя совершается вполне бессознательно. У животных способность к сознательным, планомерным действиям развивается в соответствии с развитием нервной системы и достигает у млекопитающих уже достаточно высокой ступени. Во время английской псовой охоты на лисиц можно постоянно наблюдать, как безошибочно лисица умеет применять свое великолепное знание местности, чтобы скрыться от своих преследователей, и как хорошо она знает и умеет использовать все благоприятные для нее свойства территории, прерывающие ее след. У наших домашних животных, более высоко развитых благодаря общению с людьми, можно ежедневно наблюдать акты хитрости, стоящие на одинаковом уровне с такими же актами у детей. Ибо, подобно тому как история развития человеческого зародыша во чреве матери представляет собой лишь сокращенное повторение развертывавшейся на протяжении миллионов лет истории физического развития наших животных предков начиная с червя, точно так же и духовное развитие ребенка представляет собой лишь еще более сокращенное повторение умственного развития тех же предков, – по крайней мере более поздних. Но все планомерные действия всех животных не сумели наложить на природу печать их воли. Это мог сделать только человек.
Коротко говоря, животное только пользуется внешней природой и производит в ней изменения просто в силу своего присутствия; человек же вносимыми им изменениями заставляет ее служить своим целям, господствует над ней. И это является последним существенным отличием человека от остальных животных, и этим отличием человек опять-таки обязан труду *.
Не будем, однако, слишком обольщаться нашими победами над природой. За каждую такую победу она нам мстит. Каждая из этих побед имеет, правда, в первую очередь те последствия, на которые мы рассчитывали, но во вторую и третью очередь совсем другие, непредвиденные последствия, которые очень часто уничтожают значение первых.
* Пометка на полях: «Облагорожение». Ред.]

А от себя, уже к этому, добавлю лишь то, что не более того следует обольщаться и своими «историческими победами». Друг на другом.