IV Танец пыльных ангелов

Танец пыльных ангелов


[Полуразрушенная часовня«У Последней Истины». Кладбище. Надгробия, кресты. Мессир Баэль жонглирует черепами, напевая отрывки мессы]

Баэль (Сомневающемуся, протягивая зеркало): 
"Вот твоя душа — треснутое стекло, 
где лицо распадается на семь «почему». 
Ты ищешь Бога? Посмотри в него — 
он сейчас чихает от твоих слез. 
Дух? Это пар от супа, который 
никогда не сварится! Ха! 
Ты — дитя, потерявшее соску-веру 
в метро между станциями «Да» и «Нет». 
Возьми мой совет: выпей луну из стакана, 
и она станет твоим единственным 
светильником в этом тупике. 
Но не плачь — даже трещины поют, 
если в них дует ветер отчаяния." 

Сомневающийся (разбивает зеркало): 
"Я... я не хочу быть осколком! 
Дайте мне целое небо, даже если оно вранье! 
Но как собрать пазл из дождя и воплей? 
Может, душа — это просто привычка 
к страданию? Мессир, вы же знаете... 
Нет, не говорите! Я сам — 
слепой щенок под диваном мироздания. 
Но даже щенки верят в солнце... 
Хотя лижут только лужи. 
Где ответ? В вине? В псалмах? 
В глазах прохожего, который 
сплюнул в мою разбитую душу?" 

Баэль (Догматику, надевая ему на голову горшок с геранью): 
"Ты — садовник абсурда! Твои догмы 
цветут, как грибы после лживого дождя. 
«Бог сказал!» — кричишь ты, но это 
твой желудок урчит от страха. 
Рай? Ха! Это твой чердак, 
где ты прячешь нагую святость! 
Смотри — твой «абсолют» протекает, 
как дырявая крыша над нищим. 
Ты бьешь тростью по лужам, 
но это твое отражение бьет тебя 
по морде истории. Умри тихо — 
твои кости станут удобрением 
для моих новых анекдотов о вере." 

Догматик (рвет на себе молитвенный пояс): 
"Я... я не... (задыхается) Это провокация! 
Сатана в костюме Арлекина! Ваши слова — 
гвозди в крышке моего гроба! 
Но я воскресну! Я... (падает на колени) 
Господи, почему Ты молчишь? 
Или это Ты смеешься в трубку 
старого телефона исповеди? 
Я больше не слышу гудков... 
Только шум крови в висках...

Баэль (Атеисту, вручая пустую рамку): 
"Вот твой портрет — идеально пуст! 
Ты гордишься этим? «Я — разум! Я — плоть!» 
Но твоя плоть пахнет страхом, как тухлая рыба. 
Ты отрицаешь ад? Тогда почему дрожишь, 
когда лифт застревает между этажами? 
Твоя «реальность» — это шкаф, 
где висят только твои костюмы-маски. 
Умри — станешь удобным аргументом 
для тех, кто верит в «ничто». 
Но даже смерть тебя обманет — 
ты проснешься в сне, который 
не сможешь объяснить. Ха! 
Прими мой тост: «За ничто!» 
Но не плачь — даже ничто плачет." 

Атеист (роняет рамку): 
"Я... я не боюсь! Ваши сказки — 
детский лепет вселенной. 
Да, я умру — как лампа гаснет, 
без аплодисментов. Но вы... 
вы — пыль на моих часах! 
Мессир, вы — клоун без цирка, 
ваш ад — декорация для тех, 
кто любит жевать трагедию. 
Но я... (смеется) Я выпью вашу тьму 
как кофе! Горько? Зато бодрит! 
А после умру — и даже 
не оставлю вам на память огурец." 

Баэль (Философу, рисуя в воздухе шахматную доску): 
"Ты — пешка, которая думает, что ферзь! 
Твои парадоксы — детские каракули 
на полях великой книги, которую 
никто не читает. «В чем смысл?» 
Ха! Это игра для крыс! 
Ты смеешься? Смейся громче — 
твой смех — лучшая музыка 
для моего ресторана абсурда! 
Сыграем? Ты — конь, я — смерть, 
но мы оба знаем: партия 
предрешена. Шах! 
Но не грусти — даже мат 
может быть красивым, 
если поставить его с улыбкой." 

Философ (переворачивает доску): 
"Прекрасно! Я обожаю проигрывать — 
это единственный честный итог. 
Мессир, вы — гениальный клоун 
в цирке без зрителей. Ваша тьма — 
просто отсутствие фонаря. 
Но знаете, что смешнее всего? 
Даже вы — часть вопроса, 
на который нет ответа. 
Давайте выпьем за это! 
За то, что мы все — 
рифмы в плохом стихотворении, 
которое пишет пьяный мессир.

[Все замирают. Внезапно гаснет свет. Когда он вспыхивает вновь, Баэль исчезает. Остаются только пустые бокалы и четыре тени на стене.] 

Сомневающийся (подбирая осколки зеркала): 
"Я — пазл из вопросительных знаков. 
Каждый осколок режет, но в крови 
я ищу свое отражение. Может, Бог — 
это тот, кто плачет, глядя на мои руки, 
истекающие «почему». Но я все еще верю — 
даже в трещинах живет свет. 
Я буду собирать себя, пока пальцы 
не сотрутся в пыль. А потом — 
начну сначала." 

Догматик (разглядывая разорванную книгу): 
"Страницы стали крыльями моли. 
Я больше не вижу букв — только дыры, 
где раньше жили истины. Мой Бог... 
Он теперь молчит, как телефонная будка 
на краю мертвого города. Я стучу — 
но эхо возвращается пустотой. 
Может, я стал этой пустотой? 
Нет, я... я буду молчать. 
Потому что в тишине 
даже ложь звучит как молитва." 

Атеист (разглядывая пустую рамку): 
"Я — портрет, который стер сам себя. 
Но разве это плохо? Пустота — 
лучший холст. Я буду рисовать ветром, 
пить дождь из лужиц, смеяться 
над вашими «душами», как над старыми анекдотами. 
Смерть? Она — мой последний эксперимент. 
Если я исчезну — значит, я был прав. 
Если нет... Ха! Тогда я научусь 
танцевать на ваших алтарях." 

Философ (поднимая опрокинутую доску): 
"Шахматы? Нет, мы играли в прятки 
с собственными тенями. Мессир проиграл — 
он забыл, что смех тоже часть уравнения. 
Я буду писать трактаты на салфетках, 
пить вино с призраками и искать 
красоту в трещинах. Бог? Возможно, 
он — наш общий псевдоним. 
Но это неважно. Важно, что 
пешка, превратившаяся в ферзя, 
все равно в конце попадает в коробку. 
А я... я просто переставлю фигуры 
и начну новую партию с ветром." 

[Занавес. На полу — осколки, пустая рамка и пятно вина в форме вопросительного знака.
Яркая вспышка и прямо над ними появляется небольшая площадка, вся окутанная дымом ладана]