Обыкновенный нацизм

Две тысячи четырнадцатый год,
Очередной хлопок, удар – прилёт.
Звоню подруге в Мариуполь,
Орудие на гусеницах ждёт,

«Мы – никто, мы – для них – никто.
Ни женщины, ничто - им всё равно!»

Сказала ты на русском или мове -
Полицию забрали, много крови.
Часть живы и здоровы, замолчали.
Кого-то в броневик с собой забрали.

Наверно, повезли в аэропорт:
Мало кто вернулся из-за стен,
А кто ушёл стал словно торт –
Прокис, поник, заплесневел.

Азов – герои или всё проклятье?
Избавление от улиц городских?
Кто насмехается над платьем?
И что за демон поселился в них?

Не Украинец и не Русский:
Крест перевернутый на шее,
Холодный, жесткий, узкий –
Кем сотканы их мысли и идеи?

Вернулась Ольга, пальцев нет:
Нет слез и осуждения –
Я помогла состряпать ей обед,
Но взгляд её с презрением.

Попятилась я, глядя в сердце:
Упав, перевернув посуду –
Захлопнула за неё дверцу –
И слезы капают повсюду.

Стоял я у развалин «Счастья»:
Здесь запах соткан не живой –
Клубится в непогоду и в ненастье –
Он в каждом доме, жуткий, свой.

Айдар тут был как постоялец:
И запах разлетелся над страной,
И сжался у курка мой палец,
Когда узнал, что дом пустой,
А утром полон был семьёй.

Нах Остерн или Вестерн?
Куда ведут наколки и увечья?
В какой час извратилось сердце,
В какой день ты надломлен речью?

Когда готов ты вновь поджечь,
И в окна на Одессе песню петь?

Ты думаешь, что я слепой?
Ступаю я по следу за тобой.